Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Всех с Рождеством и Новым Годом!

---

Вот так вот!

Спасибо большое всем за поздравления с днюхой! Прошу простить, что долго не отвечала! Были технические проблемы
Еще хочу сказать, что к счастью или сожалению я охладела к слешу и не смогу дописать свои висяки Мне очень жаль, простите. Поняла это пару недель назад, не хочу больше писать в этом жанре.

---

Йаааа это сделала! )))

Я поступила! Второе высшее! Сдала сегодня тестовые испытания и прошла на факультет специального дефектологического образования Логопед, если кратко Сидю теперь в шоке, отхожу от утреннего нервяка

@темы: обо мне

---

Какой лапусик у меня вылупился! )))

запись создана: 20.07.2014 в 23:30

@темы: ФБ-вкусняшки

---

@темы: ФБ-вкусняшки

---

То ли кони не едут, то ли...

... на этом мысль заканчивается... Весь день не могу открыть Фикбук и РСИЯ. Это только у меня такие проблемы или у кого-то еще?

---

Немного соционики :D

Уважаемые читатели (те, кто еще в меня верит ), чего вы ждете от меня в первую очередь?

запись создана: 29.07.2014 в 12:30

Вопрос: Мы бы хотели, чтобы ты, ленивая инфантильная задница, додала нам

1. "Инкуба и Золотого дракона" ! (вторая часть Запретного пути)		35	(45.45%)
2. "Я выверну себя"		22	(28.57%)
3. Что-то ты говорила про космобольцев и зажала :))		11	(14.29%)
4. Чего-нибудь новенького		8	(10.39%)
5. Уже ничего не хотим, ничего не ждем.		1	(1.3%)
Всего:		77

---

Критик 80 левла :))

Ухуху мне тут на одном сайте к "Поруганным" оставили вот такой комментарий:
"блин что это за дерьмо?меня этой детской параши на 9 страниц нехватило.калл и отрыжка в одном унитазе"
Я глаза вытаращила Думаю, дай загляну в историю его комментариев, посмотрю, что этот субъект считает шедевром литературы... Заглянула

ВованЕНОК Клейн Вовка
+1
↑ ↓ 6 июня 2014, 8:49 Перейти к комментарию #112397
Комментариев: 22

Смертники - Прошкин Евгений Александрович, Овчинников Олег
очередное дерьмо, нет даже дерьмище, как и всё из этой серии, плюс куча орфографических ошибок.калл отменный
ВованЕНОК Клейн Вовка
↑ ↓ 29 мая 2014, 9:48 Перейти к комментарию #109648
Комментариев: 22

Тугая струна - Макдермид Вэл
слабовато.тяжело читается, и куча орфографических ошибок
ВованЕНОК Клейн Вовка
↑ ↓ 21 мая 2014, 15:29 Перейти к комментарию #107039
Комментариев: 22

Я - не серийный убийца - Уэллс Дэн
ну и лажа, нетрадте время на это дерьмо
ВованЕНОК Клейн Вовка
↑ ↓ 14 мая 2014, 11:26 Перейти к комментарию #104592
Комментариев: 22

Насморк [= Аллергия] [Katar] - Лем Станислав
дерьмо собачье.на 7 страниц хватило
ВованЕНОК Клейн Вовка
-2
↑ ↓ 30 января 2014, 15:57 Перейти к комментарию #73029
Комментариев: 22

Полночь - Кунц Дин Рей
что это захе, рня?чтобы я еще раз открыл книгу этого придурка, да нах!ну и идиот тупой, выдумал очередную па.рашу, у этого писаки есть достойные книги?скажите как бл, ять у ньюфаундленда могут торчком уши стоять?нетратте время на этот КАЛЛ!
ВованЕНОК Клейн Вовка
-3
↑ ↓ 23 января 2014, 13:21 Перейти к комментарию #71274
Комментариев: 22

Моя последняя игра... (СИ) - Мека Владислава Калигула
блин ну и !хватило на 11страниц.а ошибок сколько, эта дура кадиллак через О написала.отзывы наверно сама писала
ВованЕНОК Клейн Вовка
↑ ↓ 23 января 2014, 9:35 Перейти к комментарию #71229
Комментариев: 22

Мессия - Старлинг Борис
3/4 книги просто скукота
ВованЕНОК Клейн Вовка
↑ ↓ 13 января 2014, 14:31 Перейти к комментарию #68750
Комментариев: 22

Всего один взгляд - Кобен Харлан
так себе, середничёк не более.
ВованЕНОК Клейн Вовка
↑ ↓ 28 декабря 2013, 13:39 Перейти к комментарию #65119
Комментариев: 22

Первому игроку приготовиться - Клайн Эрнест
нормальная книга.фильм я думаю будет напоминать 'дети шпионов конец игры'
ВованЕНОК Клейн Вовка
↑ ↓ 25 декабря 2013, 16:19 Перейти к комментарию #64615
Комментариев: 22

Оскал «Тигра». Немецкие танки на Курской дуге - Стукалин Юрий Викторович, Парфенов Михаил Юрьевич
бред собачий, от этой фигни тошнить будет наверно даже школьников.мура
ВованЕНОК Клейн Вовка
-1
↑ ↓ 23 декабря 2013, 10:28 Перейти к комментарию #64083
Комментариев: 22

Город - Загорцев Андрей Владимирович
бред а не книга
ВованЕНОК Клейн Вовка
-1
↑ ↓ 20 декабря 2013, 13:30 Перейти к комментарию #63483
Комментариев: 22

Утрата и обретение - Фостер Алан Дин
фигня для детей младшего школьного возраста.на 13 станиц терпения хватило
ВованЕНОК Клейн Вовка
↑ ↓ 19 декабря 2013, 14:22 Перейти к комментарию #63306
Комментариев: 22

Добро Пожаловать В Ад - Никулин Игорь Владимирович
меня хватило на 3 страницы.херня
ВованЕНОК Клейн Вовка
↑ ↓ 19 декабря 2013, 13:44 Перейти к комментарию #63301
Комментариев: 22

Некрофил - Витткоп Габриэль
херня какаято!
ВованЕНОК Клейн Вовка
↑ ↓ 17 декабря 2013, 15:26 Перейти к комментарию #62898
Комментариев: 22

Зараза - Кук Робин
нда это жесть.это жесть какое дерьмо, еслиб смог поставил минус 40.закопать живьем автора этой фигни в месте с автором первого коментария
ВованЕНОК Клейн Вовка
↑ ↓ 9 декабря 2013, 13:06 Перейти к комментарию #61141
Комментариев: 22

Консьерж - Марини Альберто
Толковая книга. Ну а главный герой отменный психопат.
ВованЕНОК Клейн Вовка
↑ ↓ 5 декабря 2013, 13:04 Перейти к комментарию #60354
Комментариев: 22

Бойся самого худшего - Баркли Линвуд
барахло.ну а сюжет вобще бред сивого мерина
ВованЕНОК Клейн Вовка
↑ ↓ 2 декабря 2013, 16:13 Перейти к комментарию #59755
Комментариев: 22

Молчание мертвых - Новак Бренда
и эту любовную лажу потипу мексиканских сериалов назвали ТРИЛЛЕРОМ,ну тогда я просто молчу
ВованЕНОК Клейн Вовка
↑ ↓ 25 ноября 2013, 11:06 Перейти к комментарию #58233
Комментариев: 22

Лабиринты хаоса - Шаттам Максим
бред!и к сожалению я один из многих который который потратил время на этот КАЛЛ
ВованЕНОК Клейн Вовка
-1
↑ ↓ 13 ноября 2013, 7:43 Перейти к комментарию #56102
Комментариев: 22

Гидра - Робинсон Джереми
лажа
ВованЕНОК Клейн Вовка
↑ ↓ 8 ноября 2013, 15:25 Перейти к комментарию #55346
Комментариев: 22

Подземелье - Перри Стефани Данелл
ну и лажа,даже само дерьмо сказало бы что это дерьмо

Какой придирчивый критик, с тонким литературным вкусом и исключительной грамотностью

@темы: мозг проели подлые черви, обо мне

---

Наваяла маленькую часть из обещанного

Название: "Леди и фортепиано"
Автор: Ильф и Петров Да я конечно, кто же еще.
Рейтинг: R
Жанр: немного стёба и юмора, а так - занавесочная история
Предупреждения: нет, всё флаффно и розово, наконец-то!
Примечания: вбоквел (или как там его обозвать? ) к "Нежный бес для падшего ангела", события происходят после рождества у Торнфильда, но перед исчезновением Дерека. И да! Томаса теперь зовут мистер Такер

ЛЕДИ И ФОРТЕПИАНО

ЛЕДИ И ФОРТЕПИАНО

- Дочь моя, а почему ты не музицируешь? – спросил однажды граф Грей за завтраком.
Джером как раз оттачивал мастерство филигранной чистки вареных яиц, когда вопрос застал его врасплох – серебряная ложечка стукнула с силой, и скорлупа, и жидкое содержимое под ней разлетелись по скатерти бело-желтой субстанцией.
- Может потому, что я не умею, отец? – вопросом на вопрос ответил Джей.
- Что же, я напрасно покупал фортепиано? – не уступал граф. – Стоит, пылится в гостиной. Решено! – граф практически невесомо хлопнул ладонью по столу: - Мистер Такер!
- Слушаю, сэр, - Тощая Тень тут же нарисовался в поле зрения.
- Нам нужен лучший учитель фортепиано!
- Конечно, сэр, найдем самого лучшего, - дворецкий подчеркнуто склонился.
Старая мокрица.
- Дорогая, через два месяца будешь услаждать гостям слух!
Я перевел взгляд на Джерома и едва сдержал смех: судьбу его вершили без него, и сын графа Грея был этому не рад. Мне было заведомо жалко того, кто придет учительствовать.

***
- О, charmant! Beau mademoiselle! [1] – зажурчал учитель фортепиано, стоило ему увидеть леди Грей.
Вертлявый денди мне не понравился сразу. Высокий и худой, похожий на оживший газовый фонарь, он был нелеп и несуразен. Одет с иголочки, кок начесан, впалые щечки подрумянены. И это - лучший из лучших?
Джей застыл с поднятой рукой, потому что месье Гийом захватил в плен его ладонь и приник губами. Джером перевел недоумевающий взгляд на графа, а граф – на мистера Такера.
- Месье Гийом лучший преподаватель фортепиано в Лондоне, - попытался оправдаться Тощая Тень, но потом добавил, потупив глаза в пол: – Из тех, кто не занят.
Месье Гийом наконец-таки оторвал свои губы от руки благородной леди и закудахтал:
- Можете не сомневаться! Юная мадемуазель будет играть как ангел! je parie que si! [2]
Джером скосил на меня взгляд, и уголки его губ поползли вверх. Месье Гийом – я Вам сочувствую.
- Bien! [3] Покажите мне, пожалуйста, инструмент.
После скачки вокруг фортепиано с возгласами: «Ах, какой чудный инструмент!», - француз все же угомонился и приступил к обучению. Первый месяц, хочу отдать ему должное, учитель фортепиано был весьма терпелив.
- Это невыносимо! Faux! [4] Мадемуазель, Вы издеваетесь над клавишами! У меня даже пятилетки через месяц начинают играть Моцарта, а Вы даже «Блошиный вальс» [5] не можете правильно наиграть!
Джером изображал смирение как мог: глаза заблестели от невыплаканных слез, щеки разрумянились, губа закушена. Вся его поза выражала скорбь и сожаление.
- Ох, мадмуазель! – всплеснул руками месье Гийом и подсел к Джерому на скамеечку. – Charmant, ну не стоит так расстраиваться. Мы что-нибудь придумаем! Даже медведи играют на балалайках!
Джером совершенно натурально вскинул оскорбленный взгляд, и черные очи переполнились слезами. Я стал свидетелем рождения драматического актера: он всхлипывал и икал, утирая щеки от слез. Переполошенный месье Гийом сунул ему под нос белый батистовый платок, в который «юная мадемуазель» не преминула высморкаться.
- Я такая бездарность! – причитал Джей, встряхивая сопливый платок и засовывая его обратно в нагрудный карман своего учителя. – Мне так стыдно!
- Ну, будет Вам, мадмуазель, - уговаривал месье Гийом.
Подобные представления еще не раз грели мне душу, но близился час «Икс», а толку от графской дочери было ноль.
- Как долго ты намерен над ним издеваться? – спросил я, наблюдая в окно за удаляющимся учителем фортепиано. Его походка стала неуверенной, пальцы рук слегка подергивалась, будто он продолжал обучать игре одну неспособную особу.
- Мне не нравится, - сказал Джером, и в этой короткой фразе был весь ответ.
- Отчего же?
Он сел в кресло, чинно сложив руки на коленях, и пожал плечами.
- Я устал, что из меня делают рафинированную барышню.
- Но ты и есть – рафинированная барышня, - указал я на очевидное, и, предвкушая эмоциональную бурю, поспешил добавить: - Я, к примеру, не барышня, но сыграть «Блошиный вальс» могу без запинок.
- Тоже мне достижение, - фыркнул мелкий Гаденыш.
- Может быть и нет, - настал черед ухмыляться мне, - но ты и этого не можешь сделать.
Я сел за фортепиано и стал наигрывать старую разухабистую песенку. Джером слушал молча, елозил в кресле, перекидывал ногу на ногу, жевал губы и все же не выдержал:
- Что ты играешь?
- Хочешь научу?
Уличный фольклор давался ему, на удивление, легко. Тонкие пальцы Джерома быстро привыкли нажимать нужные клавиши.
- А слова? – спросил он радостно, продолжая игру.
У меня было хорошее настроение, вызванное раскрасневшимся от удовольствия лицом Джея, и я спел фривольную песню.
- О, майн гад! Юной леди нельзя знать подобное! Неприемлемо! Нихт! – вошедшая Марта была зла как тысяча чертей и, подобно скандинавской богине, метала глазами молнии. Была она непокобелима. То есть – непоколебима.

***
Появление прекрасной леди Грей в гостиной, как всегда, вызвало ажиотаж: мужчины бессознательно расправили плечи и подобрали крепче животы, женщины натянули фальшивые улыбки. Очередной вечер лжи и фарса официально признан открытым. Чудно-чудно.
Джером был свеж как весенний цветок: улыбался открыто, подавал ручки для поцелуев, делал книксены, шурша нежно-зеленой муслиновой юбкой по паркету. Очарователен. И мой. Признаться, оставаясь в тени сего мероприятия, я испытал чувство удовлетворения от этой мысли. Мистер О’Нелли, вы – распутник.
Собственно говоря, сегодняшний раут не был организован специально ради музицирования леди Грей, это должно было стать приятным дополнением. Граф Грей, как бы вскользь упомянул, что леди берет уроки игры на фортепиано, и естественно, все тут же изъявили желание послушать. Джей заверил, что это честь для него - порадовать своей игрой гостей, и грациозно водрузил свою соблазнительную фигуру за инструмент. Признаться, Шопен в его исполнении звучал премерзко. Джей сбился несколько раз, перестал играть и посмотрел на меня. Не нравится мне этот взгляд. Ох, не нравится.
«Леди» снова сосредоточила свое внимание на фортепиано, и я услышал знакомые аккорды той песенки, которую пел ему три недели назад. Этот Гаденыш еще и спел её, увлекшись настолько, что стал притоптывать ногой в такт. Ну, хоть чувство ритма у него есть…
Приглашенные дамы зашептались и захихикали, прячась за своими веерами. Джентльмены старались держать лицо: кто-то из них ухмылялся в усы, кто-то старался изобразить суровость, но леди Грей была очаровательна в своем безобразии.
Ох, кому-то завтра будет больно сидеть.
Джей исторг из многострадального инструмента финальный аккорд и обвел окружающих искрящимися глазами нашкодившей белочки: я бы тоже обманулся его прелестной мордашкой, если бы не был уверен, что он мастерски пользуется своим обаянием.
Я перевел взгляд на графа, и его поджатые губы дали мне знак, что пора спасать положение:
- Ох уж эта прислуга! – театрально заявил я. - Никогда не знаешь, где достигнет ушей юной леди всякое непотребство. Леди Грей, наших гостей Вы достаточно встряхнули.
- О! Это было очаровательно! – заявил лорд Бингли.
- Вот она – бунтарская юность!
- Ах, где же мои шестнадцать лет! – поддержала миссис Бингли.
- Матушка! – хихикнула мисс Бингли, прикрывшись веером.
Уважаемые леди и джентльмены, спешу уведомить вас, что вас обдурили, облапошили, обвели вокруг одного тонкого холеного пальчика. А вы попались на крючок. Ну, как говорится, проблемы негров шерифа не волнуют.
- Господа, если вы позволите, то мы с леди Джей сыграем вам вместе.
Я, не дожидаясь одобрения, сел рядом с Джеромом.
- Вы будете всю ночь играть на моей флейте в наказание. Это у Вас получается восхитительно, моя леди, - сказал я тихо, слегка наклонившись в его сторону.
- Вы мне льстите, мистер О’Нелли, - Джером изобразил самую милую и самую, что ни есть фальшивую улыбку.
Мы в две руки сыграли довольно сносно несколько композиций, и публика решила больше не мучить ни нас, ни себя.
- Если бы ты не был столь очарователен, чадо мое, я бы тебя прибил, - заявил граф Грей, и осушил одним глотком стакан с бренди, когда за последним гостем закрылась дверь.

Я шел вершить расправу. Время перетекло за полночь, и я предвкушал, как стащу с разморенного сном Джерома одеяло и буду учить его уму-разуму долго и со вкусом. Дом спал, даже половицы не скрипели. Я открыл дверь в комнату Джея и вошел, осторожно прикрыв её за собой. Одинокая лампа на тумбочке освещала комнату, тени забились по углам, змеями свернулись в складках одеяла, но на самой кровати никого не было.
- Не меня ищите, мистер О‘Нелли?
Я повернул голову на голос и увидел сидящего в кресле Джея: халат на голое тело едва скрывал грудь, разъехавшиеся полы оголили стройную ногу, закинутую на подлокотник.
- Весьма распутная поза, моя леди.
- Вы считаете? – Джером закинул ногу на ногу.
- Считаю.
- Вы меня накажете?
- Естественно.
- Я был сегодня плохой маленькой леди.
- Очень плохой.
Его глаза смотрели в упор на меня, ни на секунду не отвлекаясь. Я стоял там, где он застал меня своим голосом, предоставив ему делать то, что взбрело в его хорошенькую головку.
Джером медленно поднялся, и одна половина халата съехала по плечу: маленький розовый сосок съежился, превратившись в горошину.
- Вы сказали, что у меня лучше всего получается играть на флейте.
Он подошел вплотную, положив теплую ладонь мне на грудь: я ощущал её даже сквозь жилетку и рубашку. Почти больно. Почти клеймо.
- Вы позволите сыграть сегодня для Вас? – он стал ловко расстегивать одну пуговицу за другой.
- Безусловно.
Тонкие длинные пальцы быстро справились с застежками, и я остался в расстегнутой рубашке и спущенных до щиколоток брюках. Горячая щека прикоснулась к моему бедру, тонкие пальцы запутались в рыжих курчавых волосах в паху, и Джером слегка потянул их, вызывая у меня окончательный стояк. Я не смог сдержать нетерпеливого вздоха, когда влажные мягкие губы впустили мою плоть глубоко в рот Джея. Мягкие стенки глотки сомкнулись: сжали и отпустили. По моему телу пробежала легкая судорога, и её сила нарастала все больше, с каждым мягким, но неумолимым заглатыванием. А потом резко все закончилось, и влажный от слюны член обдало прохладой. Я открыл глаза и кинул взгляд вниз: Джером смотрел на меня, улыбаясь. Что-то ведь задумал.
- Разоблачайтесь полностью, мистер О'Нелли, - сказал он, поднимаясь во весь рост. – Я продемонстрирую Вам всё своё умение игры на флейте.
Его глаза потемнели до черноты, губы припухли и заблестели. Черный шелковый халат съехал по плечам и упал к ногам. И, как всегда, неприкрытая нагота Джерома, обрамленная обсидиановой волной волос, скрутила все мои внутренности нестерпимым желанием. Я высвободился из остатков одежды, стараясь не терять лицо и не быть излишне торопливым, и направился прямиком к нему, собираясь схватить, сжать, не отпускать…
- На кровать, мистер О’Нелли, флейтой вверх, - ухмыльнулся он.
Я выгнул бровь: не смог сдержать похотливого предвкушения.
О, да. Флейтистка из леди Грей куда как лучше, чем пианистка.

***

Солнце заливало гостиную светом сквозь высокие окна. Мелодия, вдруг зазвучавшая в комнате, была нежной, полилась неуверенно, но с чувством. Она создавала иллюзию воспоминаний из моего детства – воспоминаний, которых у меня не было. От этой музыки пахло матерью.
Джером сидел за фортепиано, и его пальцы трепетно оглаживали и нажимали на черно-белые клавиши. Между темных бровей залегла маленькая складка, а в глазах затаилась неуверенность с легкой примесью горечи. Когда мелодия приобрела твердость и заиграла без разрывов, Джей улыбнулся. Улыбнулся той улыбкой, которой мне он никогда не улыбался: нежной и печальной. Передо мной предстал совсем другой Джером – юное существо с вселенской печалью в сердце. Эта картина навсегда отпечаталась в моем сознании: хрупкий ангел на фоне солнечного окна со склоненной над музыкальным инструментом головой.
- Я думал, он не помнит этой мелодии, - сказал граф, бесшумно появившись рядом. – Эмили всегда напевала её, укладывая Джерома спать.
Я оставил это откровение без комментариев, отметив про себя, что они неплохо смотрятся вдвоем: моя леди и фортепиано.

Конец.

______________
[1] – Очаровательна! Прекрасная мадмуазель! (фр.)
[2] – Держу пари, что да! (фр.)
[3] – Хорошо (фр.)
[4] – Ужасно! (фр.)
[5] – «Блошиный вальс» - европейское название «Собачьего вальса», хотя у этого вальса своя история, с которой интересно будет ознакомиться. Гугл вам в помощь, друзья








 

запись создана: 27.07.2014 в 14:44

Вопрос: Сказать Ильфу и Петрову спасибо за прекрасный вбоквел к бесу?

1. О, Светлый и Мудрейший автор, спасибо тебе! XD		18	(100%)
Всего:		18

@темы: мое мини, мое, ориджинал, Нежный бес для падшего ангела

---

Чудо как хорош!

@темы: ФБ-вкусняшки

---

Тааак - 11-ая команда обязательная к просмотру!

@темы: ФБ-вкусняшки

---

@темы: ФБ-вкусняшки

---

@темы: ФБ-вкусняшки

---

@темы: ФБ-вкусняшки

---

Плоть за жизнь

Автор: Solveig Ericson
Беты (редакторы): Karina_ 1806
Фэндом: Ориджиналы
Персонажи: Захватчик/Пленник
Рейтинг: NC-21
Жанры: Слэш (яой), Драма, Мистика, Даркфик
Предупреждения: Смерть персонажа, Насилие, Изнасилование
Размер: Мини, 7 страниц
Кол-во частей: 1
Статус: закончен

Описание:
- Страшись Шрамированных, - говорила ему в детстве мать: – Порождения Тьмы и Тлена - они не знают пощады. Будь всегда готов к их приходу.

Посвящение:
Заказчику не понравилось мое исполнение, поэтому даже не знаю кому посветить ))

Примечания автора:
Написано по заявке на MPREGфест: "Сильного, могучего (и, желательно, достаточно опытного) воина берут в плен враги, ампутируют ему руки и ноги и используют его для размножения".
Сама не знаю, что дернуло меня это написать, но мне понравилось, что получилось из этой заявки )

Его селение пылало ярким заревом в ночи – прекрасное даже в смерти. Еще недавно ярко-зеленное, с пятнами белых мазанок, оно гнездилось между выбеленных солнцем скал – розовых на рассвете и оранжевых на закате. Сейчас скалы напоминали оживших монстров из материнских сказок: тени ползли по камням, будто твари задышали и заворочались, пробужденные огнем от долгого сна.
Горело все, даже трава. Красиво.
Глаза защипало, переносицу защекотало нестерпимо, но Клауд не смог даже оторвать щеки от палубы, не говоря уже о том, чтобы смахнуть влагу с лица. Укол дротика на шее зудел пчелиным укусом. Чем эти твари его накачали? Уже всё равно.
Все погибли: мужчины, женщины, дети – все они горели красным пламенем. Когда-нибудь их прах возродится в новой зелени между скал, но сейчас они ушли в Забвение. Он не смог защитить, не смог предотвратить их смерть, не смог помешать захватить своих товарищей по оружию в позорный плен. Все полетело Безликому Мертвецу в пасть с приходом чужаков.
- Страшись Шрамированных, - говорила ему в детстве мать: – Порождения Тьмы и Тлена - они не знают пощады. Будь всегда готов к их приходу.
Маленький Клауд удивленно смотрел в сторону, куда мать указывала пальцем, но видел лишь искрящуюся синеву моря и безоблачное небо на горизонте. Его родители были пришлыми в этом селении, они покинули свой дом, когда в их краях бушевало племя Шрамированных.
Клауд не мог помнить тех зверств, поэтому истории, рассказанные матерью о дикарях, казались ему лишь страшными сказками на ночь. Только вот ночной кошмар ожил: зашевелился причаленными лодками в густой тьме, потек обезображенными тварями по улицам селения, воплотился криками, болью и смертью.
Клауд не был готов. Он разменял двадцать шестой Лютый месяц, селение процветало, все набеги соседей были успешно задавлены им и его воинами. Враги их боялись, слава о силе и отваге мужчин Белого селения бежала вперед. Покуситься на их плодородный край мог только глупец, не ведающий, что его ждет. Глупцами в итоге оказались они сами: гордыня застлала бравым мужам глаза, размягчив и сделав уязвимыми…
Ладья отплывала все дальше, унося пленных в черноту моря, пожарище превратилось в малую точку на горизонте. Клауд почувствовал, как сила возвращается к его скованным слабостью членам, и попытался приподняться на трясущихся руках. Перед ним встали ноги в кожаных обмотках и плотных, заляпанных темными пятнами штанах. Клауд с трудом поднял голову и увидел над собой безволосое лицо, покрытое ритуальными шрамами. Холодные прозрачно-голубые глаза смотрели в упор на него. Изучали. Спустя мгновение кулак опустился на затылок Клауда, и тьма стала абсолютной.

***
Пол под ним раскачивало, холодные брызги то и дело орошали лицо и шею, заставляя прийти в себя. Клауд сморщился от очередных крупных капель и облизнул пересохшие губы. Соленые.
Он с трудом разлепил глаза: голова трещала, как после хорошей попойки. Вокруг, куда не глянь, были шрамированные, они налегали на весла, молча и споро, будто всю жизнь только этим и занимались. Клауд дернул руками - грубые веревки больно врезались в запястья, и сел, обнаружив своих товарищей привязанными к мачте. Воины, все как один, были в глубоком сне, вызванном дурманом.
Его накрыла тень - Клауд дернулся и прищурился, пытаясь рассмотреть нависшую над ним фигуру. Снова ледяные глаза, не выражающие эмоции – бесчувственные осколки льда. Несколько секунд Клауд пытался мериться взглядами, но шрамированный достал тонкую деревянную трубочку, поднес к губам и резко дунул. Дротик ужалил между ключицами и тьма вновь навалилась.
Клауд приходил в сознание еще несколько раз, и всегда ловил на себе взгляды дикарей. Они все были для него на одно лицо – лысые, обезображенные, светлоглазые – но один-единственный взгляд он вычленял сразу. Таких холодных, не от мира сего, глаз не было больше ни у одного чужеземца.
Это превратилось в какое-то подобие игры: Клауд выныривал из дурмана, он тут же его «ловил», и под улюлюканье собратьев снова всаживал дротик в шею. В последний раз, когда пленник очнулся, небо было серым, тяжелым, плачущим ледяной моросью; сырой холод заползал под тунику и кожаные доспехи. Этот Северный пес уже стоял над своей добычей:
- Слушайте меня, братья! – Клауд впервые услышал его сиплый низкий голос. – Он мой!
Дикари не посмели ему возразить, хотя Клауд по глазам их видел, что хотели. Очень хотели.

***
Каменистый берег, к которому причалила ладья, чернел земляными проплешинами сквозь тонкий слой снега. Дикари вышли из своих «берлог» к морю, встретить вновь прибывших. Пленников связали между собой веревкой и спустили по узкому трапу на берег. Племя встретило их молчанием, его члены казались неразличимыми по внешности и по возрасту, Клауд не мог наверняка сказать, кто из них прожил двадцать зим, а кто - все пятьдесят: шрамы змеились и бугрились на коже, стирая возрастные признаки.
Их закрыли в сарае, привязав к столбу в центре и оставив во тьме.
- Все целы? – спросил Клауд в темноту.
- А сколько нас? – сиплый голос Эмриха раздался прямо над ухом.
- Я насчитал пятнадцать, - ответил Клауд.
Их оказалось шестнадцать вместе с ним, все были если не морально, то физически целы. Юный, недавно вступивший в их отряд Леон тихо всхлипывал.
- Уймись, Леон! – одернул его Эмрих.
Эмрих был кремень-мужик, всегда собранный и спокойный. Клауд боялся представить, что творилось у него в душе, после того, как его жена и дети погибли в том пламени. Клауд боялся представить, что творилось в душе у каждого, кто выжил. Наверное, их стоило убить, но это был бы слишком человечный поступок для тварей, что разрушили их мир. Внутри самого Клауда было то самое пепелище, что осталось на месте их селения.
Сколько времени прошло, прежде чем дверь сарая отворилась, впуская сумеречный свет, – Клауд не знал. Их вывели на площадь, где стояли широкие каменные столы, с глубоко въевшимися черными пятнами.
Жертвенники? Пусть будет так. Пусть эти дикари принесут их в жертву, чтобы унять острую боль раз и навсегда, чтобы его людям не пришлось жить с мыслью, что они потеряли все.
Море бушевало, разбиваясь о скалы. Неотвратимо надвигалась ночь, и вокруг жертвенников зажгли факелы. Клауд оглядел собравшихся и внезапно для себя отметил, что в этих силуэтах не угадываются женщины. Здесь были только мужчины и мальчики, если их вообще можно было назвать «мальчиками»: это слово подразумевает под собой ребенка мужского пола, но в холодных, колючих взглядах не было ничего детского. Холоднокровные убийцы - все, без исключения.
К пленникам направилась группа из нескольких дикарей, среди них был один, впечатляющий своим ростом и шириной плеч. Меховой плащ болтался на нем свободно, намекая на сухощавость фигуры, а когда группа поравнялась с пленниками, стали очевидными его старость и слепота: брыли весели складками, а глаза были подернуты белизной. Трясущиеся морщинистые ладони обхватили голову Леона, тот замер с широко распахнутыми глазами, став слишком похожим на дитя, которым еще не так давно был.
- Годится! – сипло возвестил старик.
Так он подходил к каждому, и «годились» почти все, кроме Эмриса. Его тут же отвязали от общей «цепи» и вывели в центр, поставив на колени. Какой-то дикарь подошел к нему с секирой и одним махом снес голову. Кровь гейзером забила над обрубком, быстро потеряла напор и тихо забулькала. Тело качнулось вперед и глухо свалилось на камни. Кажется, Леон заскулил и его вырвало. Клауд прикрыл глаза и судорожно вдохнул: еще одна бессмысленная смерть.
- Ты мне про него говорил, Дар? – белесые глаза захватили в плен его взгляд.
- Да, - рядом появился Северный пес.
- Ты уверен? – старик схватил Клауда руками за голову и устремил слепой взгляд в небо. – Он годен, но его дух очень силен. Ты можешь пострадать.
- Я хочу его, - Северный пес был непреклонен.
- Твое право, - проскрипел старик. – Разденьте их и ведите на столы.
Почему-то первым раздели и уложили на стол Леона - парень даже не сопротивлялся, словно уже покинул этот мир, но когда секира с хрустом опустилась поперек бедра, оставив маленький красный обрубок, он закричал тонко и надсадно, забился в руках своих палачей.
- Одурманьте его! – рявкнул старик.
Тонкая игла вошла юноше ровно над сердцем. Леон дернулся, вскрикнул в последний раз и затих, зацепившись бессмысленным взглядом за пламя одного из факелов. Ему отрубили все конечности, оставив от живого человека ровно половину.
- Что же вы делаете, твари! – не выдержал кто-то из своих, и Клауд отметил Хаула. Тот рванулся с утробным ревом, потащив за собой их всех, и впечатался головой в одного из палачей. Удар кулака пришелся Хаулу ровно в висок, и он рухнул бы на землю, если бы свои не подхватили его под руки.
Следующим на плаху лег Хаул.
Клауд был третьим по счету, и только с его рук сняли путы, как он бросился на шрамоголовых с кулаками. Прежде чем его успели утихомирить, он выдавил одной уродливой твари пальцами глаза. Никогда в своей жизни он не испытывал такого удовольствия от намеренного увечья: когда под его пальцами лопнули белки, брызнув кровью и слизью, Клауд испытал почти плотское удовлетворение.
Он будто озверел, каждая мышца в нем гудела, жажда убивать бурлила кипятком, обжигая внутренности. Клауд заревел диким зверем, бросаясь на дикарей, пытаясь добраться и до их глаз тоже. Да он миски для супа сделает из их черепов! В горячке Клауд не заметил, как дротик воткнулся ему в затылок: ноги подкосились и он рухнул. Как его раздевали, как укладывали на стол и отрубали куски, как от говяжьей туши – Клауд все это чувствовал, но не мог пошевелиться.
- Перевяжите их и оставьте на холоде.
Клауд не понимал - сон это или реальность. Время тянулось и тянулось, тело охватил озноб, потом жар. Обрубки налились тяжестью и распухли. Тьма сменилась серым рассветом, и чьи-то руки подняли его останки со стола. Голова безвольно качнулась, и в поле его зрения попал изуродованный Леон: юноша смотрел в свинцовое небо остекленевшим взглядом. Отмучился, счастливец.

***
Сквозь марево из боли и дурмана Клауд иногда видел темный потолок шатра, иногда чувствовал, как ему меняют повязки, вливают бульон в рот, смачивают губы водой.
Все это не имело смысла. Теперь нет.
Бывало, что в минуты просветления он слышал, как завывает в песнопениях шаман, ощущал его руки на своем теле: они ворочали его как кусок мяса, перекладывали, массировали. Какая жуткая забота.
Наверное, прошло немало времени, прежде чем его перестали опаивать и перевязывать. Его обрубки больше не болели, затянулись тонкими розовыми шрамами: Клауд видел их, рассмотрел бесстрастно и отстранено, словно это было не его тело. Скоро он избавится от бренной искалеченной оболочки…

***
Пришел Пёс и вымыл его тряпицей - тщательно, будто оружие полировал - не пропустил ни единой складки. Потом он разделся сам и забрался на меховую лежанку, где находился Клауд. Пленник отстранённо наблюдал, как Пёс снимает с небольшого глиняного горшка провощенную бумагу и зачерпывает рукой горсть студенистого содержимого. Он вздрогнул, когда пальцы в вязкой, жирной субстанции прошлись по промежности и надавили на сфинктер.
- Чт… ты д..лаешь? – вырвалось у него. Голос плохо слушался, хрипел и пропадал. Клауд сдвинул остатки ног и попытался отползти вверх. Не получилось.
Пёс просто дернул его на себя, Клауд взмахнул руками, в попытке ударить, оттолкнуть, сделать хоть что-нибудь! – но он увидел перед собой лишь короткие культи.
- Уйди! – заорал он. – Пошел прочь, мразь! Убирайся!
Шершавая ладонь запечатала рот, и чужой член стал проникать внутрь. Клауд смотрел широко распахнутыми глазами в спокойное, сосредоточенное лицо Пса. Он пытался извиваться, уползти от новой унизительной боли, молотил обрубками по голой шрамированной груди, но все было тщетным – дикарь натягивал его резко и ритмично. Клауд закрыл лицо культями в последней попытке уйти от этого. Когда все закончилось, он лежал неподвижно, все еще пряча лицо. Пленник даже не вздрогнул, когда Пёс подтер вытекающее из его ануса семя.
Пёс вышел, и Клауд остался один на один с собой: неподвижный, с пустым взглядом, устремленным в потолок. Оттраханый получеловек. Его грудь затряслась, в горле забулькало и вырвалось изо рта безумным смехом. Какой интересный конец ему приготовила судьба – предмет для удовлетворения похоти дикаря. Игрушка, которую можно поиметь, протереть и положить куда-нибудь до следующей надобности. Клауд смеялся долго, пока не охрип и не закашлялся.
Нужно все это прекратить. Уж на это у него осталось право! Но сначала он перегрызет глотку Псу.

***
Ночь. Ветер завывал за стенами шатра, внутри которого глубоко и спокойно спал Пёс. Клауд выждал момент, когда эта тварь зароется в шкуры на своей лежанке и заснет. Он вскинул культи вверх, напряг мышцы и смог перевернуться на живот. От сильного, закаленного тела осталось лишь подобие бледного опарыша: извивающегося и дёргающегося. Клауд полз, отталкиваясь обрубками, замирал ящерицей, прислушиваясь к сонному дыханию, и возобновлял свое копошение. Фигура дикаря была едва различимой, но Клауду этого было достаточно. Он вполз на лежанку и гадюкой бросился на него, целясь зубами в горло; кожа подалась и лопнула. Пёс вскрикнул и заработал кулаками, пытаясь скинуть непонятное существо, мертвой хваткой вцепившееся ему в глотку. Мгновение спустя он сообразил, кто это, и схватил Клауда за волосы, отрывая от себя вместе с куском собственного мяса, зажатого в зубах пленника.
Клауд рычал, сверкал белками обезумевших глаз, размахивал обрубками, пытаясь схватить Пса и завершить начатое. Чужая теплая кровь затекла в рот, приятно щекоча язык. Клауд сглотнул её, сплюнул кусок ненужной плоти и заорал. Удар кулака в челюсть заставил его замолчать надолго.

***
Его посадили на цепь. Жалкий кусок плоти и на цепи! Клауд испытывал едва уловимое, но все же удовлетворение: даже в таком жалком нечеловеческом виде его стоило опасаться.
Пёс вошел в шатер и без проволочек направился к нему, схватил холодными руками под голые подмышки и посадил как куклу. Клауд настороженно наблюдал за ним, пытаясь понять, что с ним сделают дальше. Пёс достал из-за спины короткий нож, схватил Клауда за волосы и отрезал клок, и тот упал между ног темным завитком. Дикарь методично и молча срезал пряди. Молчал и Клауд, позволяя себя обрить. Когда вокруг него нападала куча черных волос, а голова стала гладкой и беззащитной, Пёс достал тонкий стальной крючок, прокалил его над очагом и проткнул кожу надо лбом пленника. Клауд стиснул зубы до хруста, проглатывая вопль. С каждым новым проникновением под кожу, она немела все больше, и, под конец, совсем потеряла чувствительность, только кровь заливала глаза и лицо. Дикарь отложил шило и обтер Клауду голову тряпицей, смоченной в каком-то терпком снадобье. Раны обдало жжением, но оно не причиняло боли, оно просто было.
Пёс быстро стянул с себя меховую куртку и штаны с обмотками и уложил Клауда на живот. Тот был вялым и покладистым, позволил раздвинуть себе бедра и даже звука не издал, когда в него вошел чужой член. Шершавые ладони надавили на поясницу и движения стали быстрыми и отрывистыми. Как долго продолжалось это совокупление, Клауд не помнил, потому что отключился где-то в самом начале.
Резкий запах паленой шерсти защекотал ноздри, Клауд сморщился и открыл глаза. В шатре стоял шаман и жег в огне его состриженные волосы: пряди шипели, попадая в очаг. Часть запаха вместе с дымом уходила в отверстие в потолке, но все равно внутри воняло слишком сильно.
- Вы все здесь ненормальные, - произнес твердо Клауд.
Старик перевел на него белесый взгляд и растянул тонкие синюшные губы в беззубой улыбке:
- Ты силен, южанин, - проскрипел он. – Твой дух и твое тело вынесли все испытания. Ты подаришь крепкого сына Дару.
- О чем это ты, старик? – Клауд нахмурился и приподнялся на культях. – Какой «сын»?
- Его семя пустит в тебе корни и обернется новой жизнью.
- Да вы с ума здесь посходили, твари! – сипло рассмеялся Клауд, не веря собственным ушам.
- Смейся, пока можешь, - спокойно сказал старик и вышел из шатра.
Смех пленника резко оборвался. Он верил. Как бы ему не хотелось все скинуть на общую ненормальность этих выродков, но он верил. Как еще могут размножаться эти твари? Только таким вот, противоестественным, путем.
Пёс заботился о нём: кормил, обтирал, укрывал, помогал справить нужду, выносил нечистоты. Клауд пытался не есть, отказывался, сжимал плотно губы, но тогда дикарь связывал его, с силой разжимал челюсти и вливал похлебку. Клауду оставалось только давиться и сглатывать.
- Зачем так? – как-то спросил он после очередной потасовки за еду. Клауд сидел на лежанке. Он помахал верхними культями, показывая о чем речь.
Пёс посмотрел на него ничего не выражающими глазами и сунул ложку с кашей в рот. Клауд яростно прожевал и проглотил, ожидая ответа.
- Чтобы что-то получить, нужно отдать. Духи любят жертвы, - ответил Пёс и продолжил кормить его кашей.
- Где ваши женщины? – не успокаивался Клауд, решительно отвернувшись от очередной ложки.
- Наши предки убили всех своих женщин, потому что они были слабы. Древний шаман заключил сделку с духами Тьмы и Тлена: мы им приносим жертвы, они нам – крепких мужей в продолжение рода.
Клауд больше не спрашивал и отказался есть дальше. Пёс посчитал, что он достаточно сыт и отстал от него.
Дни были похожи друг на друга, как близнецы. Вся последующая жизнь Клауда сузилась до еды, испражнений и совокуплений, пока он однажды не почувствовал, как внутри его живота что-то неуверенно шевелится, словно ожили внутренности.

***
Как возможно подобное физически - Клауд не понимал, но было очевидно, что без Тьмы здесь не обошлось, это её происки. Только эта злобная тварь могла отпустить подобные шутки!
С момента первого шевеления пузо стало расти как на дрожжах. И так стесненный в движениях Клауд, теперь был лишен возможности спать на животе. Пёс проявлял сдержанную заботу: кормил с завидным усердием и терпением, перестал домогаться его тела. За стенами шатра бушевала зима – в этих краях не было ничего кроме камней и снега, и дикарь стал ложиться каждую ночь в постель к своему пленнику. Клауду приходилось терпеть его горячее, исполосованное рубцами тело, когда он прижимался к нему со спины. Тяжелая рука ложились поперек живота, словно оберегая плод от всех зол мира. Он привык к чужому жару, привык ощущать спиной сердцебиение Пса, да и живот переставал дергаться и подпрыгивать, когда то, что было внутри, ощущало своего родителя.
Однажды Клауд проснулся оттого, что привычного жара позади него не было.
- Где ты? – позвал он во тьму.
За шатром нарастал гул человеческих голосов:
- …все подохли! Один твой живой! Я собственными руками вырву из его пуза твое отродье!
Клауд засучил в воздухе остатками рук и ног, пытаясь сесть. Снаружи началась драка. Пёс ревел раненным зверем. Потом все прекратилось, и только ветер выл в скалах и гнал волны на камни. Клауд, затаив дыхание, ожидал того, кто войдет в шатер: шкура поднялась и, на фоне северного утра, он узнал крепкую фигуру Пса.
Дикарь вошел внутрь и рухнул на колени перед пленником – вся его голова была покрыта сгустками крови.
- Все мои люди погибли? – спросил Клауд спокойно.
- Да.
Пёс положил широкую окровавленную ладонь на его голый, тугой живот. Подержал мгновение, словно проверяя, все ли в порядке, и убрал, оставив красный отпечаток. Рука поползла выше - к чувствительным соскам, измазала каждый кровью, и Пёс вонзился зубами в нежную кожу груди. Клауд зашипел, но не отстранился. Дикарь долго мучил соски, всасывал и грыз, облизывал, потом повалил Клауда на бок и пристроился сзади, как был, в одежде, только член высвободил. В этот раз он двигался медленно, осторожно, и Клауд позорно кончил, закусив до крови губу.
Живот рос все больше, лежать было неудобно, сидеть тоже, а ходить Клауд не мог. Даже ползать не мог, потому что утробу его раздуло так, что обрубки не доставали до земли. Каждый день был мукой, а ночи не приносили облегчения. Шаман приходил через день, ощупывал и приговаривал: «Вот-вот!».

***
Почему все беды приходили в ночи? Клауд не мог объяснить, но в этот раз его разбудил вскочивший в постели Пёс.
- Что?.. - его рот накрыла ладонь дикаря.
Пёс быстро поднялся и зашуршал в темноте одеждой. Одевшись, он принялся упаковывать в шкуры Клауда. Тот позволял ему это, чувствуя повисшую в воздухе тревогу. Дикарь обвязал его веревками, закинул себе за спину и вышел из шатра, он развернулся спиной к морю, и Клауд смог различить множество лодок, причаливающих к берегу. Пёс припустил вглубь острова, унося своего пленника в лес.
«Какая ирония», - подумал Клауд, когда шатры Шрамированных занялись пламенем, и на берегу разразилась кровавая бойня.
Пёс бежал долго, все глубже и глубже в лес. Снег валил сплошной стеной, заглушая все звуки в чащи. Клауд чувствовал, что скоро им придется остановиться: низ живота сводило спазмами все сильнее и сильнее.
- Остановись! – заорал он, когда боль стала нестерпимой. – Остановись или твоё отродье родится на бегу!
Пёс остановился и быстро снял с себя Клауда, уложил на снег и ощупал живот. Впервые в ледяных глазах проскользнуло беспокойство.
- Ну, что смотришь? – огрызнулся Клауд. – Принимай своего сынулю!
Он рожал в лесу, в куче из тряпья и меха. Жар охватил все тело, а боль стала невыносимой. Пот смешивался с падающим снегом и стекал по голому животу и бедрам. Где-то совсем близко шныряли волки, и под их протяжный вой Клауд исторг из себя причину всех своих бед. Пёс перевернул красного, сморщенного младенца вниз головой и шлепнул ладонью по маленьким ягодицам. Ребенок разразился громким воплем. Отец быстро обтер его и завернул в мех, а потом достал свой короткий нож и перерезал пуповину.
Волки завыли совсем близко.
- Их моя кровь привлекла, - сказал Клауд, а потом попросил: - Покажи мне его.
Пёс посмотрел изумленно и сунул ему под нос сверток. Сын смотрел хмуро, будто обиженный на весь мир, и держал маленькие ручки с длинными пальцами ровно под подбородком как сварливый старик.
- Уходите, – Клауд посмотрел в голубые глаза. – Со мной у вас нет шансов.
Дикарь нахмурил лысые брови и хотел возразить, но Клауд его перебил:
- Давай же, Дар! Не спорь! Я пахну кровью, со мной вы не уйдете!
Дар бросил на него последний взгляд - сожаление мелькнуло в прозрачных как лед глазах – поднялся и потрусил сквозь белую «стену», держа сверток на руках. Клауд остался лежать в сугробе: он мог только смотреть, как падающий снег скрывает темную широкоплечую фигуру и заметает глубокие следы.
- Пусть живут, - тихо сказал он, взглянув в желтые глаза, и звериная пасть ощерилась ему в лицо, с рыком показав клыки.

Конец

@темы: мое мини, мое, ориджинал

---

Захотелось поучаствовать :)

Отправила Вакуум и Яблоко на РСИЮ, они уже прошли премодерацию Через недельку отправлю еще один рассказ, который я писала для мпрегФеста, там деанон случится уже вот-вот - 15 А к сентябрю еще один выложу...наверное.
Так что, если у вас вдруг появится желание (ну мало ли ), то я буду очень рада, если вы проголосуете за мои работы. Но для этого нужно зарегиться на РСИЯ

---

Теперь текст в дневе :)

Название: Яблоко в кровавой глазури
Автор: Solveig Ericson
Бета-редактор: marazm
Рейтинг: NC-17
Пейринг: Человек/Вампир
Предупреждение: своеобразный харт/комфорт, элементы БДСМ.
Саммари: что стоит за детской враждой двух мальчиков? Что станет с одним, когда исчезнет другой? И что произойдет, когда пропавший вновь появится спустя 25 лет?


А еще у меня взяли интервью тык сюда

Для начала создадим атмосферу

Кристоф собственной персоной

И подходящий саундтрек, я творила под него


Прослушать или скачать Cirque du Soleil Alegria бесплатно на Простоплеер

.
Дети никогда не лгут. Они юлят, хитрят, увиливают, но не лгут. Их тела и разумы настолько чисты, что неспособны к обману, все попытки надуть взрослого видны, как круглые камушки под толщей прозрачной воды. Маленькие дети – это фундамент взрослого, на котором в дальнейшем жизнь возведет либо крепкое основательное строение, либо хлипкую хибару – как повезет. Спустя годы человек научится лгать и телом, и разумом, он обрастет социальными и моральными нормами, овладеет филигранным искусством дурить окружающих или себя, это тоже как повезет, но фундамент останется тем же. Если вы захотите узнать всю подноготную человека, копните глубже фундамент, окунитесь в его детство. Чистые детские души радуются и страдают открыто, без фальши.

В небольшом городе N штата U, что в средней полосе страны, жили и ходили в одну начальную школу два мальчика: с виду пышущий здоровьем Грегори Хопкинс и хрупкий болезненный Кристофер Гриффин. Эти двое были настоящей головной болью для окружающих, они были притчей во языцех, сущим наказанием и карой Господней для своих учителей, ими пугали детей из других классов. Грегори был агрессивным и неуправляемым, а Кристофер – истеричным и обидчивым до безобразия. Казалось, что может быть общего у этих мальчиков? Никто не знал, но они всегда оказывались рядом, и всегда их совместное времяпрепровождение заканчивалось дракой. Даже в летнем пришкольном лагере, играя за одну команду в игру, в которой нужно было пронести на стуле пять сырых яиц из точки А в точку Б, они столкнулись посередине поля ножками стульев и закидали друг друга яйцами. Кристофер всегда получал от Грегори на орехи, плакал, закатывал некрасивые истерики с валянием на любых подвернувшихся горизонтальных поверхностях, но неизменно возвращался к Грегори, тот продолжал шпынять его, и все повторялось заново.

– Глупая лягушка! – орал на Кристофера Грег, а Крис широко открывал немаленький рот и начинал выть.

«И, правда, лягушка», – думали учителя, глядя на тщедушного темноволосого Кристофера, который имел большой рот при узком подбородке и больших темных глазах. Кожа у него была бледная и тонкая, с прожилками голубых вен, а руки и ноги тощие. Как есть лягушка.

Противостояние продолжалось до тех пор, пока Грегори в один прекрасный день не придавил Кристофера коленом к полу, и побледневший совсем уж до синевы мальчик не закричал от боли, когда хрустнуло ребро под натиском крупного Грега. Гриффины решили возбудить дело, которое кинуло бы тень на репутацию школы и дальнейшее будущее Грегори Хопкинса, поэтому директор проявил чудеса дипломатии и собрал обе семьи у себя в кабинете. Отец Кристофера орал, что пригласит специалиста по делам несовершеннолетних; мать плакала и истеричным голосом рассказывала, как нелегко ей достался Кристофер. Дед и мать Грегори слушали молча, понурив светловолосые головы. Грегори – безотцовщина, и приструнить мальчика было некому. Его мать, хрупкая с виду, но жесткая по существу, жила и работала в другом городе, пытаясь обеспечить им с сыном светлое будущее, и навещала его даже не каждые выходные. Срыв, который произошел у Грегори и повлек за собой перелом ребра у Кристофера, случился из-за того, что мать мальчика не могла вырваться к сыну в течение трех недель.

Дело кое-как замяли, и летних каникул дождались без несчастных случаев. Мать снова уехала за светлым будущим, а Грегори опять остался с дедом.

– Цирк приехал, Грег, – сообщил как-то летним вечером дед, наблюдая, как мальчик мастерит деревянную машинку из заготовленных брусочков. – Ты хочешь сходить? На клоунов и акробатов посмотреть?

– Хочу, – сказал Грег и продолжил склеивать детали.

Шапито было латаным-перелатаным, пахло зверями, сахарной ватой и попкорном, но клоуны заставляли смеяться, а акробаты – задерживать дыхание от страха и восхищения. Вечер оказался для Грегори волшебным, не хватало только чего-то сладкого, чисто цирковой сладости. Мальчик почему-то не хотел ни сладкой ваты, ни попкорна, а мысленно пускал слюни на яблоки в ярко-красной глянцевой глазури, но в очереди за ними стояли одни девчонки, и ему приходилось лишь кидать тоскливые взгляды в сторону лотка.

– Вот, угощайся.

Грегори повернулся на звук знакомого голоса и увидел Кристофера с протянутым к нему глазированным яблоком. Яблоко было идеально круглым, покрытым глазурью ровно и без изъянов, свет ночных фонарей бликовал на гладкой красной поверхности, будоража желание облизать и вгрызться.

– Спасибо, – буркнул смущено Грегори и забрал предложенное угощение.

Мальчики ели сладости молча, стояли рядом, но ни разу не обменялись взглядами, пока в редеющей толпе не появился обеспокоенный дед Грегори.

– Вот ты где! – выкрикнул с облегчением дед. – Откуда у тебя это яблоко?

Грегори обернулся, но там, где только что стоял Кристофер, было пустое место с истоптанной подошвами землей. Мальчик пожал плечами и сказал:

– Угостили.

Больше они с Кристофером не виделись. Наступил следующий учебный год, и оказалось, что Гриффины покинули город навсегда. Восьмилетний Грегори стал чудить еще больше прежнего, жертвами его агрессии стали все дети класса, мебель и учителя, родители жаловались бесконечно, и пришлось привлечь органы опеки. Дед не справлялся, а мать... У нее были свои причины, чтобы не уделять время ребенку. Школьный психолог вцепился в мальчика руками и ногами, когда Грегори изобразил ему черно-белый рисунок полный насилия и непонятных личностей, которые не должны были входить в состав его семьи, но, по разумению мальчика, они существовали. Помимо «членов семьи» на рисунке был маленький схематичный человечек с большими глазами и огромной головой.

– Кто это? – спросил психолог.

Грегори долго молчал, всматриваясь в свой рисунок, а потом сказал:

– Не помню.

Тем не менее, большая голова неизвестного персонажа выдавала важность этого «человечка» для Грегори, и отрицание им воспоминаний этого не меняло.

Грега отдали в приемную семью, мать обещала забрать его, как только встанет на ноги, но так и не смогла сдержать обещания. Дед умер, когда Грегори исполнилось двенадцать, и мальчик вырос у чужих.

Каким вырос Кристофер, никто не знает, потому что он пропал в свой девятый день рождения.

Двадцать пять лет спустя

Застекленная деревянная дверь, по старинке выкрашенная в белый цвет, звякнула колокольчиками и выпустила в жаркий июльский полдень высокого и крепкого мужчину в старых истертых джинсах и белой майке. Он пригладил короткие светлые волосы и надел на голову кепку, такую же потасканную, как и джинсы. Мужчина застыл на крыльце магазина строительных материалов, провожая взглядом цирковую процессию, с шумом и помпой катившуюся через главную улицу их городка. Яркие клоуны крутили «колесо» – ловко, словно акробаты, факиры плевались огнем, а на цветастой платформе скручивалась в непонятный узел «женщина-змея». От фургонов с животными пахло экскрементами и шерстью, что совершенно не отпугивало местную детвору, которая с гиканьем бежала следом.

– Цирк приехал! Эй, Грег, так уж и быть, я схожу с тобой на представление, если ты соизволишь меня пригласить!

Грегори Хопкинс взглянул на хитро улыбающуюся Элисон Стоун, что держала по соседству лавку бижутерии, и сдержанно улыбнулся в ответ. Элисон была симпатичной шатенкой, в меру глупой, скорей всего – для создания образа, и довольно бойкой. «Слишком уж бойкая», – подумал Грегори и сошел с крыльца.

– Ну и дурак! – шутливо крикнула вслед Элисон.

Пикап зашуршал шинами по гравию и остановился возле старого, но добротного дома. Дверца машины хлопнула, тяжелые ботинки ступили на подъездную дорогу, и Грег окинул собственные владения придирчивым взглядом. Дом в лесу достался от деда. Светлый, деревянный и уютный – таким он стал стараниями внука. Этому дому явно не хватало вечно беременной и босой хозяйки и кучи разнокалиберной детворы. А еще – золотистого ретривера. Грегори не сторонился отношений, но и не стремился к созданию новой ячейки общества, хотя подсознание явно посмеялось, когда руководило реставрацией дедовской хибары. Местные барышни побаивались Грегори, потому что слава о его диком детстве до сих пор ходила отголосками по городу, хотя и не чурались звать парня, когда был необходим плотник: Грег был лучшим в этом деле. Когда-то давно его психолог включил в коррекционную программу работу по дереву, потому что это получалось у Грегори мастерски.

– Босая хозяйка и куча детворы? – задумчиво произнес он и пошел в дом звонить в лавку бижутерии. А чем черт не шутит? Ему в конце-то концов уже тридцать три, хватит ждать неведомой зверушки.

Шапито развернули на пустыре сразу за городом, натянутый шатер окружили фургоны и трейлеры, разноцветные флажки трепетали над куполом на фоне летнего вечернего неба, и громкая жизнерадостная музыка оглашала округу. Вереница машин стояла в два ряда по обочинам шоссе и тянулась металлическими змеями вдаль.

– Как же давно я не была в цирке! – предвкушающе протянула Элисон, повиснув на крепкой руке Грегори.

Элисон была уютной и хорошенькой в шифоновом синем платье чуть выше колен, мягких замшевых сапожках и тонкой джинсовой курточке. Дневная жара спала ближе к вечеру, и за городом было довольно свежо, так что и Грегори поверх новой белой футболки натянул клетчатую рубашку с подвернутыми выше локтя рукавами.

Вокруг пританцовывали и гримасничали клоуны, держа в руках связки с разноцветными гелиевыми шарами. Пахло так знакомо детством – попкорном и животными, что у Грега защемило где-то под ложечкой.

Очередь в шатер продвигалась довольно быстро, Грегори провел Элисон к их местам в третьем ряду и вышел купить попкорн и колу, а когда вернулся, зрители уже расселись по своим местам, и первые громкие аккорды прервали людской гул. Софиты крутились нетерпеливо и юрко, создавая вместе с музыкой и яркими артистами, вышагивающими с гордыми улыбками на лицах, ощущение, что вот-вот прорвется другая реальность, выпуская сказку на свободу. Артисты прошли по кругу и исчезли за кулисами, музыка стихла, и конферансье поприветствовал зрителей зычным хриплым голосом. Представление началось. Вереница из дрессировщиков, клоунов и экстремальных силачей, гнущих о каменные прессы ножи и глотающих шампуры, прервалась таинственным, почти томным голосом ведущего:

– Они прекрасны, как глоток весеннего воздуха, легки, как тополиный пух, юны, как освещенное розовыми лучами солнца молодое утро. Встречайте, дамы и господа! Сестры Обри!

Свет стих, прожектор высветил широкое полотно от купола до пола, а затем к нему присоединился еще один луч, выхватывая две стройные фигуры. Девушки с собранными в конский хвост черными волосами и в коротких струящихся белых платьях прошли к полотну. Заиграла музыка, и сестры птицами вспорхнули под купол, свободные, сильные и хрупкие одновременно. Великолепные. От их «полета» замирали сердца и снова начинали биться, влажнели ладони и глаза. Хотелось к ним, хотелось чувствовать радость от полета и полное доверие друг к другу...

Номер закончился, и гробовая тишина стояла еще какое-то время, а потом купол едва не сорвало от шквала аплодисментов.

– Какие они классные! Господи, это просто великолепно! – Элисон подпрыгивала на своем месте и хлопала в ладоши так, что даже Грегори слышал это сквозь какофонию звуков. – Я еще не видела такой красоты! Хочу еще!

Вышел конферансье, и зал потихоньку угомонился.

– Я вижу, вам понравились наши прекрасные сестры?

Зал снова взорвался аплодисментами:

– Еще! Мы хотим еще!

Конферансье поднял руки, призывая к тишине, но улыбался при этом довольно:

– У нашего цирка для вас много юных талантов! Поэтому встречайте! Невероятный, покоривший саму гравитацию, Кристоф!

Свет снова погас, и прожектор сфокусировал свой луч на одной из стоек с натянутым между ними канатом. Тонкий жилистый парень в черных широких брюках и белой безрукавке с белым гримом на лице, черными слезами и кроваво-красными губами. На голове полный бардак: копна волос до плеч, спутанных и уложенных назад. И творил он на канате полный беспредел, другого слова Грегори почему-то не мог подобрать, когда увидел, насколько парень легко делал сальто, садился на шпагат, крутился на тросе и подпрыгивал к обручу под куполом, где он выделывал еще более невероятные вещи, и снова возвращался на вибрирующий канат.

Грегори поймал себя на том, что весь этот номер просидел с открытым ртом и подавшись вперед. Невероятен. Этот парень невероятен. Грег даже поаплодировать не смог, настолько был еще там, с ним.

Сестры Обри и Кристоф завоевали сердца зрителей, покорили их души и затуманили разум. Грегори не стал исключением, дальнейшая программа шла, как в тумане, и он чувствовал себя одурманенным, обколотым или обдолбанным, он словно наглотался экстази, энергия бурлила в нем, и мужчина с трудом заставлял себя сидеть на месте. Когда чудной фокусник в старомодном цилиндре и фраке указал на него пальцем, и сами сестры Обри, выполняя роль ассистенток, вывели Грегори на арену, мило путая английские слова с французскими, у него даже в мыслях не было сопротивляться. Грег подпрыгивал на месте и скалился, готовый к «бою», предчувствие чего-то фантастического не давало покоя.

– О! Да Вы полны энтузиазма! – растянул иллюзионист тонкие губы в улыбке.

– Так и есть, – ответил Грегори нетерпеливо.

– Не страшно?

– Конечно, нет.

– Тогда, дорогие мои сестрички, проводите нашего смельчака к черному ящику и заприте его там! – фокусник добавил драматизма в голос, указав рукой в белой перчатке на высокий ящик.

Девушки подхватили Грегори с обеих сторон под локти и хитро заулыбались, показав белые зубки. «Маленькие пираньи», – почему-то подумал Грегори. Он зашел внутрь, ящик закрыли на замок, и непроглядная тьма окружила со всех сторон.

– Вы в порядке, молодой человек? – раздался приглушенный голос фокусника с другой стороны двери.

– В полном! – отозвался Грегори.

– Отлично! – и Грегори почувствовал, как тонкую стенку ящика проткнуло тонкое длинное лезвие ровно над плечом.

Второго лезвия не последовало, тишина и темнота стали давить, появилось ощущение чего-то материального и дышащего во тьме.

– Кто здесь? – спросил Грегори, вглядываясь в окружающую черноту.

– Тихо, здоровяк, ты теперь в моей власти, – тихий вкрадчивый голос, и из темноты выплыло белое лицо с кроваво-красными губами. Темные провалы глаз разгорелись тлеющими углями, тонкие черные брови насмешливо приподнялись.

Грегори не мог пошевелиться, тело одеревенело, а разум поплыл в красном мареве.

– Я скучал, – сказал «гость» и приблизил свое бледное лицо вплотную к лицу Грегори, обдав прохладным, сладким дыханием. Тонкие холодные пальцы легкими прикосновениями прошлись по щеке, скуле, бровям. – Так долго без тебя, мой славный Грегори.

У Грегори в голове не нашлось ни одной мысли о том, кто это и почему он по нему скучал, но в теле проснулась непреодолимая жажда прикосновений, ему казалось, что если это существо не прикоснется к нему прямо сейчас, то он скончается на месте от необъяснимого голода. Голод – самое подходящее слово. В нем проснулся голод по чужой плоти, словно однажды Грегори познал ласку, и его лишили подобного навсегда, поставили крест как на прокаженном. И вот она, долгожданная близость, маячит перед ним, обещая все и сразу, и хочется только схватить, подмять, привязать к себе в вечном экстазе совокупления. Такая безудержная похоть, и нет возможности пошевелиться.

Яркие губы изогнулись в понимающей улыбке и затем разомкнулись, обнажив влажные белые зубы с заостренными клыками. Грегори всухую сглотнул, смутно понимая, что происходит, но адреналин зашкаливал, заставляя пульс стучать в висках и распугивая мысли.

– Как вкусно ты пахнешь, всеми сладостями мира. Хочу попробовать тебя, ты ведь не возражаешь? – вопрос был с издевкой, будто Грегори мог сопротивляться.

Незнакомец склонил лицо над шеей Грегори, прохладный язык лизнул кожу в месте, где сумасшедше билась синяя жилка, клыки аккуратно оцарапали, не спеша прокусывать. Нетерпеливый стон заполз эротичной музыкой в уши, и молниеносная боль от укуса пронзила тело. Ей на смену пришло удовольствие, пронеслось от шеи к паху, заставив сжать кулаки. Паралич отпустил. Грегори схватил в медвежьи объятия худое тело, вжался в чужое бедро каменным членом, и оргазм скрутил внутренности, подкашивая ноги. Они рухнули на пол, клубок шипящих, трущихся друг о друга змей. Незнакомец отстранился, капая кровью с губ на футболку Грегори, тонкие пальцы заскребли по его груди, разрывая хлопчатобумажную ткань в клочья, нетерпеливо спустились к паху и расстегнули болты джинсов, высвобождая снова каменный, влажный от первого оргазма член. Грегори затрясло от новой волны возбуждения, от нечеловеческого желания трахнуться, и его нежданный «гость» остался голым в три рывка ткани.

– Так хочется? – спросил незнакомец и засмеялся гиеной. Смех оказался смутно знакомым. Давно забытым, похороненным на задворках памяти.

Желание взяло верх, затоптав попытки разума подсказать что-то. Грегори смял грубыми мозолистыми руками маленькие упругие ягодицы, тесно вжимая бедра в чужой пах. Ныл не только член, ныло все тело, словно сплошная эрогенная зона, любое прикосновение отдавалось предоргазмом, подталкивая к краю, и откатывало незавершенным удовольствием. На груди появились проколы от клыков, и кровь щекотала кожу, стекая красными ручейками, разжигая неудовлетворенность еще сильнее.

– Давай же! – взмолился с яростью Грегори, когда прелюдия стала мучением.

Его «гость» рассмеялся окровавленным ртом, запрокинув голову и показав тонкую шею. Словно течная кошка незнакомец разлегся на Грегори, выпятив зад и оголяя горло. Кровь рубиновой каплей стекла по бледному узкому подбородку и стала спусковым механизмом. Давящее подчинение слетело как наносное, Грег впился зубами, потом и губами в подставленную шею, вырывая стон желания, один рывок – и бледное тело под ним раскинулось – трепещущее и влажное. Бледный анус был весь в сперме Грега, он хорошо обтерся об него вначале. Головка вошла не без труда, пот струями тек по спине и вискам, один глубокий толчок – он внутри. В этот момент Грег не задумывался, где он и с кем, вокруг была темнота, и только жилистое бледное тело сверкало во тьме маяком, завладев Грегори целиком. Огненные глаза похитили разум, красные губы целовали и оголяли в оскале окровавленные клыки, тонкие брови изгибались от удовольствия, и цепкие руки опутывали своими сетями. Не вырваться, не убежать. Только он. Только Кристоф.

***

Окна в спальне Грегори выходили строго на восток, и яркие рассветные лучи ложились желто-розовыми квадратами на деревянный пол перед кроватью. Грегори моргнул раз-другой, разглядывая мельчайшие частички пыли, кружащиеся в потоке солнечного света, потер лицо руками, пытаясь вспомнить, как здесь оказался. Ноль. В памяти провал. Он помнил ровно до того момента, как вонзился первый клинок в черный ящик, а дальше – чистый лист.

Элисон. Нужно ей позвонить. Грегори свесил с кровати босые ноги, откинул одеяло и обнаружил, что гол, как младенец, даже трусов нет. Он обвел комнату хмурым взглядом: одежды нет, но прямо под носом, на прикроватной тумбочке, лежало яблоко в красной глазури на длинной палочке. Цирковая сладость. В светлой комнате на фоне белой столешницы яблоко казалось невероятно красным, будто только что побывало в бочонке с кровью. Грег импульсивно потянулся к нему, взял за палочку и откусил сладко-кислый кусок: глазурь треснула и захрустела во рту, яблочный сок потек по языку. Доев яблоко, Грегори выглянул в окно. Его старый синий пикап стоял на подъездной дороге. Нужно позвонить Элисон и поблагодарить.

– У тебя хватило наглости позвонить мне? После того, как бросил меня вчера? – голос у мисс Стоун был отнюдь не радостным, скорей прохладным и с намеком на гнев.

– Элисон, – Грегори враз растерял свою уверенность. Он тяжело вздохнул и потер пальцами лоб: – Я не помню, как оказался у себя.

– А я, думаешь, в курсе? Ты меня бросил. Зашел в этот чертов ящик и пропал. Откуда мне знать, где ты дальше ошивался? Не звони мне больше.

Что за ересь? Что вчера было? Кто притащил его домой? И главное – откуда? В голове пусто, догадок нет. Думай, думай! Голова затрещала от напряжения, но память так и не вернулась. Грег натянул шорты и спустился на кухню, принял таблетку от головной боли и отправился в мастерскую: срок заказа для Майерсов поджимал, а комод еще толком не готов. Переодевшись в спецовку, Грегори принялся зашкуривать и затирать мелкие огрехи на дереве, и только потом обнаружил, что лак нужного цвета закончился. День кувырком, придется ехать в город, а людей сегодня не хотелось видеть как никогда.

– Грегори, снова ты! – удивился старый Бобби – хозяин магазина. – Что-то забыл вчера?

– Лак, – Грегори подошел к стеллажу с красками и лаками.

– На тебя это не похоже, – заметил старик, нахмурив седые брови.

– Угу, – буркнул в ответ Грегори и поставил на прилавок с кассой выбранную банку.

– Слушай, у тебя там, в глуши, тихо все? – хозяин слегка наклонился к нему и добавил заговорщицким тоном, никак сплетню какую услышал: – Никто не шастает?

– Нет. А должны?

– Тут шериф с утра заглядывал, сказал, что на ферме Джонсона пять голов скота погрызли.

Шериф был давнишним приятелем Бобби. Два старых сплетника, и как только местного стража порядка до сих пор не вышибли с теплого места, с его-то языком?

– Волков я не боюсь.

– Шериф сказал, что это не волки, скорей всего кугуары[1].

– В наших краях последний кугуар был замечен десять лет назад.

– И все же, Грегори, почисть дедовское ружье и держи наготове.

– Всегда, Бобби, всегда.

По главной парковой площади носилась ребятня с блестящими на солнце вертушками, молодые мамаши катали коляски с младенцами туда-сюда по мощеным дорожкам, зеленые лужайки переливались каплями воды из-за вертящихся волчком оранжевых опрыскивателей. «Кугуары сюда не вписываются», – подумал Грегори, притормозив на «красный» неподалеку.

В этот день Грегори практически закончил комод, осталось только покрыть его последним слоем лака, дать сутки высохнуть и можно звонить Майерсам.



***

Луна была слишком яркой, назойливой, светила в окна, мешая спать, да и ночь была душной, а воздух вязким. Грегори вертелся с бока на бок, накрывался и раскрывался, потом плюнул и решил закрыть окно, включить сплит-систему и задернуть плотные шторы. Он уже протянул руку к оконной раме и замер в недоумении: на капоте его машины сидела женщина. Нет, мужчина, полуголый, в его вчерашней клетчатой рубашке. Какого черта, а?

Парень задрал голову, откидывая темные спутанные лохмы за спину, и посмотрел в глаза Грегори. Рубашка сползла, оголяя гладкое, посеребренное луной плечо и одну, в меру рельефную грудь, темный сосок казался неприличным в своей обнаженности. Одну длинную ногу парень свесил вниз, вторую согнул в колене. Подол рубашки скрыл наличие нижнего белья, но оголенное чуть ли не до талии бедро намекало на его отсутствие.

– Иди ко мне, Грегори, – позвал он тихим шелестящим голосом, но Грег услышал его так же отчетливо, как и увидел то, что губы у ночного гостя противоестественно красные.

Уже знакомая похоть наполнила тело, заставив затвердеть член. Словно зомби, жаждущий мяса и крови, Грегори спустился по лестнице и вышел на крыльцо. Ночной гость ждал его на том же месте, полуобнаженный и облитый лунным светом, источающий соблазн каждым дюймом своего тренированного тела.

– Я соскучился, – сказал он, раздвигая ноги и приподнимая край рубашки, демонстрируя безволосый пах и торчащий вверх член. – А ты скучал по мне?

– Скучал, – ответил уверено Грегори, вставая между разведенных бедер. – Безумно.

И это было правдой, внезапно свалившейся на него невесть откуда. Как можно скучать по незнакомцу? Кто он? Почему его тело кажется таким знакомым? Грегори был абсолютно уверен, что он увидит, приподняв пальцами верхнюю ярко-алую губу. Так и есть – острые белые клыки. Парень лизнул его пальцы юрким розовым языком и похотливо улыбнулся.

– Назови мое имя, – мягко приказал он.

– Кристоф, – выдохнул Грегори и смял красные губы жестким жадным поцелуем.

Кристоф томно заскулил, когда тот сильно сжал его волосы на затылке в кулак, и обвил ногами крепкую талию Грегори, впился ногтями в голую спину, исполосовав кожу на лопатках в кровь. Грег зашипел, оттянул от себя Кристофа за волосы, обнажая изогнувшуюся белую шею, и вцепился в нее зубами, прокусив до крови. Острый металлический вкус наполнил рот.

– Черт! – выругался Кристоф, пытаясь оттолкнуть от себя Грегори, но все же обмякая в его объятиях. – М-м... Я должен был предположить, что тобой не удастся управлять вечно.

Грегори сделал два полных глотка, и его шарахнуло воспоминаниями: бледное лицо в темноте, обнаженное сияющее тело, кровь на подбородке, дикие, неподдающиеся описанию оргазмы, огненный взгляд и смеющийся гиеной Кристоф...

– Какого хрена ты меня пользуешь? – ледяным тоном поинтересовался Грегори, требовательно заглядывая в темные озера глаз.

– Потому что хочу! – засмеялся Кристоф, и со дна его глаз стало подниматься пламя.

– А вот хер! – зло рыкнул Грегори и одним рывком перевернул его лицом в капот, заломив назад руки. – Хочешь траха, ты его получишь, но без своих фокусов!

Грегори ненавидел, когда что-то выходило из-под его контроля, особенно те, кого он трахал, поэтому сейчас гнев затапливал его с головой, смешиваясь с похотью. Он рубашкой связал Кристофу руки за спиной, развел бледные округлые ягодицы, сплюнул на сжавшуюся дырку, решив, что и так пойдет, и приспустил свои пижамные штаны. Член пульсировал в руке, головка была красной и раздутой до предела, от проникновения болью потянуло уздечку, но подобная мелочь не могла сейчас остановить Грегори. Кристоф повел задницей и выгнул спину, облегчая проникновение, Грегори позволил ему эту малость, а потом схватил за волосы и выгнул неестественной дугой. Поставив одну ногу на бампер, он начал нещадно трахать Кристофа. В лесной глуши, посреди ночи, залитые светом полной луны, два самца совокуплялись так, что скрипел и раскачивался старый пикап, а грязные, полные животных стонов звуки распугали всю живность в округе.

– Еще раз!.. – просипел Грегори, наваливаясь на Кристофа и продолжая вбиваться в податливое тело: – Хоть еще один долбанный раз ты появишься в поле моего зрения, я научу тебя любить боль!

Кристоф застонал, судорожно выгнулся, а потом рассмеялся:

– Мой славный Грегори, я просто не смогу сдержаться после такого обещания.

Грегори затрясло в оргазме, он вбился последний раз и свалился хрипящей кучей на тонкого Кристофа, уткнувшись носом в сладко пахнущие волосы. Пара ударов сердца, и он нашел в себе силы отстраниться, перевернуть сытого и довольного вампира к себе лицом и сказать:

– Убирайся!

Тот рассмеялся своим безумным смехом, глаза зажглись заревом, и он растаял черным облаком, оставив после себя пустой капот.

– До встречи, – закралось томное обещание в уши.



***

Грегори давно забыл, что такое «смятение чувств», он вырос замкнутым и сдержанным, его психолог и приемная семья выжгли в нем все эмоции: психолог – отрицательные, а семья – положительные. Но после исчезновения Кристофа... нет, не Кристофа – Крис-то-фера. Кристофер Гриффин. Это имя всплыло в его сознании, принеся за собой давно забытую детскую обиду и разочарование. Грегори был уверен, что это та самая надоедливая «лягушка», которая кормила его глазированным яблоком после цирка. Он же пропал. Его давно похоронили. Как произошло то, что произошло? Откуда этот вампир свалился ему на голову? И ведь пришел поиграться с ним! Шутки шутить изволит! Вампир. Подумать только! Как в такое поверить? Может, он сходит с ума? Годы одиночества сделали свое дело? Крыша съехала, торжественно махнув на прощание? Нет. Грегори видел, он уверен, что держал это существо в своих руках, был внутри него, пил его кровь, и она была такой же материальной, как и Кристофер. До сих пор он ощущал ее привкус на языке. О, Господи. Это безумие какое-то.

Всю ночь Грегори не спал. Устав от метаний и мыслей в голове, он закрылся в мастерской и работал как проклятый до пяти вечера, а потом вырубился на диване в гостиной, даже не раздевшись. Проснувшись в три часа ночи, он обнаружил на журнальном столике яблоко в красной глазури. Поухаживать решил, зараза. Кроваво-яблочный период, епть.

С каким-то противоречивым остервенением Грегори сгрыз яблоко, принял душ, переоделся в свежее и отправился за город, на пустырь, где стояло шапито.

На пустыре горели костры, высоким заревом поднимаясь вверх, музыка, смех, какое-то «броуновское» движение. Грег притормозил неподалеку и вышел из машины. Что он скажет и что сделает, когда увидит Кристофера, оставалось загадкой для самого Грегори: свяжет, засунет кляп в рот, отстегает кнутом? Кнута и веревок у него с собой не было, как и «шарика». А может его подвесить на дыбе, повесить зажимы на соски и пару гирек на мошонку, и пусть умоляет о милосердии? Грегори подумает об этом на досуге.

Шатер освещался исключительно факелами на высоких штырях, словно и не двадцать первый век, а средневековье на дворе, да и разряженные громогласные циркачи напоминали цыганский табор. Грегори шел через шумную толпу беспрепятственно, будто стал частью этой феерии. Какой-то парень с усердием плевался пламенем, рядом девушка жонглировала огнями, а завидев его, заулыбалась, подкинула один огненный шар и заглотила целиком. Грегори прошел их, не останавливаясь, и стал свидетелем еще более странной сцены. Возле костра сидела пара. Парень казался обиженным и несговорчивым, скрестив руки и выдвинув квадратный подбородок, покрытый густой рыжей щетиной. Хрупкая девушка, с золотыми короткими локонами, уверенно положила руку ему на локоть, и тон ее голоса был нежным и заискивающим, словно с ребенком говорила:

– Ну что ты дуешься, Рашид? У нас замечательный номер, идет на ура.

– Мне надоело, что меня погоняет хлыстом женщина! Я лев! Почему я бегаю перед тобой на цирлах?!

– Потому что зрители кипятком писают, когда видят хрупкую меня на фоне матерых львов, – девушка мило улыбнулась и положила голову на его широкое плечо.

Рашид приосанился при упоминании его матерости и показал клыки в широкой улыбке.

– Ух ты, какой у нас сегодня гость! – Грегори повернулся на радостный возглас и увидел перед собой смутно знакомое лицо. Кажется, это та самая женщина-змея с платформы.

– Кого-то ищешь, красотуля? – спросила она, подходя еще ближе, и подмигнула желтым глазом с узким продольным зрачком.

– Отстань от него! – крупный мужчина внезапно появился за ее спиной и, обхватив рукой за талию, прижал к своей груди, отрывая от земли.– Это хахаль Кристофа, он тебе голову оторвет, если узнает.

Женщина буквально змеей развернулась в его объятиях и уперлась тонкими руками в массивные плечи.

– А ну, пусти, животное! – из-под ее длинной юбки вылез толстый змеиный хвост и обвил торс мужчины, угрожающе затрещав светлой трещоткой на конце.

– Раньше ты не жаловалась, – сказал он, удобнее перехватывая ее под... зад, если у змей есть зад. – А ну убери свой хвост, мне твои ножки больше по вкусу.

– Да хрен тебе, – зашипела она, показав тонкий раздвоенный язык. – Чтобы ты меня опять за шею грыз и узел свой пропихивал?

– Сегодня без узла, обещаю, – заворчал мужчина, уволакивая свою змею куда-то к трейлерам.

Что за бред? Грегори подавил желание потереть глаза или ущипнуть себя, чтобы убедиться, что этот хренов Неверленд ему не снится.

– Странно, не так ли? – раздался голос прямо над его плечом.

Грегори подскочил на месте и столкнулся лицом к лицу с тем самым фокусником, в ящике которого он пропал.

– Ты тот самый, – набычился Грегори.

– Тот самый, – фокусник склонился в полупоклоне, показывая в широкой улыбке крепкие белые зубы. – Ты ищешь Кристофа?

– Его имя – Кристофер Гриффин, – резко ответил Грегори.

– Здесь каждый называется так, как хочет, хоть горшком, это его право, – продолжал улыбаться фокусник. – Но тебе его не найти, покуда он сам не придет.

Грегори пришел в ярость от самодовольно улыбающегося иллюзиониста и протянул руку, чтобы взять того за грудки и встряхнуть как следует, но схватил лишь воздух. Перед ним осталась пустота, только широкая улыбка парила в воздухе.

– Иди домой, Грегори, жди, когда он сам придет, – произнесли губы и растаяли в воздухе.

Шины злобно скрипнули, когда Грегори вжал педаль тормоза в пол. Он хлопнул дверцей пикапа и взлетел по ступеням в дом. Оставшуюся ночь Грегори просидел за лэптопом, насилуя гугл и сайты сверхъестественного.



***

Грегори чувствовал присутствие, он знал, что Кристофер ждет его снаружи. Как всегда – ночной гость.

– Что же ты не заходишь? Ждешь приглашения? Раньше тебе не мешало его отсутствие, – произнес Грег, зная, что его услышат. Он покинул мастерскую, пристегнув к поясу хлыст и осиновый кол, и прошел через холл, чтобы настежь распахнуть входную дверь. Кристофер стоял перед крыльцом, высокий, тонкий, одетый во все черное.

– Вечер добрый, Грегори, – улыбнулся он, показав тонкие клыки, – ждал?

– Можешь не сомневаться. – Хлыст развернулся в его руке и хлестким ударом обвился вокруг шеи Кристофера. Тот схватился руками за душившие его кольца, захрипел, задыхаясь.

Грегори дернул хлыст на себя, и Кристоф свалился грудой на ступени.

– Ты полагал, что я и дальше позволю тебе твои игры? – прошипел Грегори, натягивая хлыст. – Ты не на того напал.

– О нет, на того, – просипел Кристоф, бешено улыбаясь.

Грегори взбесила эта самоуверенность, он рывками, намерено причиняя боль, связал Кристоферу руки, накинул черную повязку на глаза и вставил кляп в рот. Таким Кристофер нравился ему больше – замершим от беспомощности, потерянным. Грег вытащил из-за ремня веревку, привязал ее к связанным запястьям и перекинул через балку над крыльцом, подвешивая Кристофера под потолок так, что тот едва доставал носками до пола. Затем достал складной нож и срезал со своего пленника черную водолазку и узкие джинсы, снял ботинки и отошел на шаг назад. Грегори впервые смог как следует рассмотреть обнаженного Кристофера, вытянутого сейчас в напряженную струну. Его тело было жилистым и тренированным, бледным и безволосым, и возбужденным. Очень возбужденным.

– Так тебе это все нравится, хренов кровосос, – довольно заметил Грегори, оглаживая поджарый живот, а потом склонился и больно укусил за торчащий сосок. Кристофер вскинулся и снова обвис на веревках, напрягся, когда что-то острое и пахнувшее свежим деревом заскребло ему по груди в районе сердца. – А может, мне просто вогнать кол тебе в сердце, м?

Кристофер задышал бурно, раздувая тонкие ноздри, почувствовав сильное давление острого кола, давление спустилось по груди и животу к пупку, кольнуло остро, а затем пропало.

– Шучу, – сказал Грегори, убирая кол. – Пока.

Он зашел за спину вампира и снова развернул хлыст.

– Сейчас будет больно, мой свихнутый друг, – и первый удар лег поперек бледной спины. Кристофер взвился и подтянулся на руках, напрягая все мышцы разом.

– Как же красиво поджимается твоя задница, – почти мурлыкнул Грег, любуясь видом.

Удары последовали один за другим, расцветая черными, в свете луны, полосами, и каждый раз Кристофер сдавленно ухал, сжимался, а потом распускался как бутон, давая понять, что примет еще. С последним ударом он обвис, запрокинув голову назад, и темные волосы закрыли исполосованные лопатки. Грегори зачарованно наблюдал за ним, не спеша подходить, от порки он возбудился, член давил на ширинку, и хотелось уже тупо трахнуть.

Кристофер начал приходить в себя, встал на носки и напряг мышцы рук, балка с громким хрустом лопнула, и веревка слетела. Лопнула и веревка, обвивавшая тонкие запястья. Вампир снял повязку и вытащил кляп изо рта.

– Охренеть, как я себя здорово чувствую, – он развернулся лицом к Грегори и повел плечами: – Только руки вот затекли. Спасибо.

Грегори хмурился и следил за Кристофером, не отрывая глаз, тот превращал в театральное представление каждый свой шаг. Вампир пританцовывал и раскачивался на носках, оглаживал свою грудь и запрокидывал голову, улыбаясь совершенно безумной улыбкой. Он казался серебряным эльфом, освещенным лишь неуверенным лунным светом. Под его узкими ступнями скрипели половицы, словно играя написанную только для него мелодию.

– Знаешь, мой дорогой Грегори, – начал он, подойдя вплотную, – каждой ночной твари нужен якорь, который не даст ей утонуть в мире тьмы и собственных иллюзий, будет держать над пропастью безумия и не даст свалиться в нее. Мой якорь – ты и боль, которую ты мне сможешь причинить. Я не отпущу тебя.

Кристофер закинул руки на плечи Грега и мягко поцеловал его. Грегори тут же превратил этот поцелуй в борьбу, кусая и больно засасывая губы, сминая в ладонях исхлестанные ягодицы. Кристоф шипел, вздрагивал, но не отстранялся, вжимаясь в чужое тело с новой силой.

Грегори стянул с себя футболку, расстегнул ширинку и, подхватив внезапно легкого вампира под задницу, прижал его к деревянному столбу. Длинные ноги охватили его талию, и разморенный ласками Кристофер прошипел ему на ухо:

– Давай же, со всей силы.

Грегори вошел одним толчком, Кристофер застонал, откидывая голову, оголив кадык, и Грегори присосался к тонкой шее, посчитав это приглашением. Толчки были резкими, удовольствие смешалось с болью, Кристофер драл ему ногтями плечи и стонал так, что член у Грегори крепчал с каждым звуком.

Безумие! Безумие! Безумие! Кожа горела огнем, возбуждение накатывало волнами, не спеша к разрядке. Грегори уже рычал, как животное, вколачиваясь в гибкое и сильное тело, и смог кончить, только когда почувствовал, как острые клыки прокусили ему шею и горячие губы присосались с силой. Он кончал, пока Кристофер сосал, содрогался и не отпускал его еще очень долго, уронив голову на бледное плечо.

Кристофер нежно гладил его по голове, прижимая к себе, и не спешил слезать с Грегори.

– Пойдем со мной в вечность, мы ведь идеальная пара, – тихо сказал он.

Ночь была тихой, их сбившееся дыхание выровнялось, и больше ничто не мешало сверчкам разводить свои трели. Грегори отстранился и упрямо посмотрел в глаза Кристофера.

– Нет, – ответил он.


Полгода спустя

Комната в отеле была темной, лишь свет от вывески бил в окно, ложась красными полутонами на обнаженное мужское тело на кровати. Мужчина был распят веревками по рукам и ногам, прочно приковавшими его к металлическим столбцам. Биться было бесполезно, он проверял минуту назад, и пять минут назад, и час до этого. Дверь скрипнула, и в комнату вошел другой, высокий и худой, с яркими красными губами на бледном лице. Его глаза вспыхнули возбуждением и жаждой, впрочем, как и всегда, стоило лишь их взглядам встретиться.

– Ты не передумал? – спросил он просто так, зная ответ наперед.

– Нет, – ответил связанный Грегори.

– Упрямец, – довольно протянул Кристофер и стал раздеваться.

Он лег сверху, скрестил руки на груди у Грегори и положил на них острый подбородок, заглядывая в светлые злые глаза.

– Ты же знаешь, что я тебя не отпущу, сам ведь не хочешь этого.

Грегори знал. Но тогда, в детстве, они так и не выяснили, кто из них упрямей, хотя Грегори подозревал, что проиграл. Проиграл еще тогда, когда произнес свое упрямое «Нет».
___________________________________
[1] Кугуар — одно из названий пумы.


Конец







 

запись создана: 31.05.2014 в 22:38

@темы: мое мини, вампиры, мое, ориджинал

---

А почему бы и нет? :)

Выбрать свиток!

---

Снова в строю! :))