В моем мире живут только пони... Они питаются радугой и какают бабочками (с)
Название: Яблоко в кровавой глазури
Автор: Solveig Ericson
Бета-редактор: marazm
Рейтинг: NC-17
Пейринг: Человек/Вампир
Предупреждение: своеобразный харт/комфорт, элементы БДСМ.
Саммари: что стоит за детской враждой двух мальчиков? Что станет с одним, когда исчезнет другой? И что произойдет, когда пропавший вновь появится спустя 25 лет?
А еще у меня взяли интервью
тык сюда
И подходящий саундтрек, я творила под него
Прослушать или скачать Cirque du Soleil Alegria бесплатно на Простоплеер
.
читать дальшеДети никогда не лгут. Они юлят, хитрят, увиливают, но не лгут. Их тела и разумы настолько чисты, что неспособны к обману, все попытки надуть взрослого видны, как круглые камушки под толщей прозрачной воды. Маленькие дети – это фундамент взрослого, на котором в дальнейшем жизнь возведет либо крепкое основательное строение, либо хлипкую хибару – как повезет. Спустя годы человек научится лгать и телом, и разумом, он обрастет социальными и моральными нормами, овладеет филигранным искусством дурить окружающих или себя, это тоже как повезет, но фундамент останется тем же. Если вы захотите узнать всю подноготную человека, копните глубже фундамент, окунитесь в его детство. Чистые детские души радуются и страдают открыто, без фальши.
В небольшом городе N штата U, что в средней полосе страны, жили и ходили в одну начальную школу два мальчика: с виду пышущий здоровьем Грегори Хопкинс и хрупкий болезненный Кристофер Гриффин. Эти двое были настоящей головной болью для окружающих, они были притчей во языцех, сущим наказанием и карой Господней для своих учителей, ими пугали детей из других классов. Грегори был агрессивным и неуправляемым, а Кристофер – истеричным и обидчивым до безобразия. Казалось, что может быть общего у этих мальчиков? Никто не знал, но они всегда оказывались рядом, и всегда их совместное времяпрепровождение заканчивалось дракой. Даже в летнем пришкольном лагере, играя за одну команду в игру, в которой нужно было пронести на стуле пять сырых яиц из точки А в точку Б, они столкнулись посередине поля ножками стульев и закидали друг друга яйцами. Кристофер всегда получал от Грегори на орехи, плакал, закатывал некрасивые истерики с валянием на любых подвернувшихся горизонтальных поверхностях, но неизменно возвращался к Грегори, тот продолжал шпынять его, и все повторялось заново.
– Глупая лягушка! – орал на Кристофера Грег, а Крис широко открывал немаленький рот и начинал выть.
«И, правда, лягушка», – думали учителя, глядя на тщедушного темноволосого Кристофера, который имел большой рот при узком подбородке и больших темных глазах. Кожа у него была бледная и тонкая, с прожилками голубых вен, а руки и ноги тощие. Как есть лягушка.
Противостояние продолжалось до тех пор, пока Грегори в один прекрасный день не придавил Кристофера коленом к полу, и побледневший совсем уж до синевы мальчик не закричал от боли, когда хрустнуло ребро под натиском крупного Грега. Гриффины решили возбудить дело, которое кинуло бы тень на репутацию школы и дальнейшее будущее Грегори Хопкинса, поэтому директор проявил чудеса дипломатии и собрал обе семьи у себя в кабинете. Отец Кристофера орал, что пригласит специалиста по делам несовершеннолетних; мать плакала и истеричным голосом рассказывала, как нелегко ей достался Кристофер. Дед и мать Грегори слушали молча, понурив светловолосые головы. Грегори – безотцовщина, и приструнить мальчика было некому. Его мать, хрупкая с виду, но жесткая по существу, жила и работала в другом городе, пытаясь обеспечить им с сыном светлое будущее, и навещала его даже не каждые выходные. Срыв, который произошел у Грегори и повлек за собой перелом ребра у Кристофера, случился из-за того, что мать мальчика не могла вырваться к сыну в течение трех недель.
Дело кое-как замяли, и летних каникул дождались без несчастных случаев. Мать снова уехала за светлым будущим, а Грегори опять остался с дедом.
– Цирк приехал, Грег, – сообщил как-то летним вечером дед, наблюдая, как мальчик мастерит деревянную машинку из заготовленных брусочков. – Ты хочешь сходить? На клоунов и акробатов посмотреть?
– Хочу, – сказал Грег и продолжил склеивать детали.
Шапито было латаным-перелатаным, пахло зверями, сахарной ватой и попкорном, но клоуны заставляли смеяться, а акробаты – задерживать дыхание от страха и восхищения. Вечер оказался для Грегори волшебным, не хватало только чего-то сладкого, чисто цирковой сладости. Мальчик почему-то не хотел ни сладкой ваты, ни попкорна, а мысленно пускал слюни на яблоки в ярко-красной глянцевой глазури, но в очереди за ними стояли одни девчонки, и ему приходилось лишь кидать тоскливые взгляды в сторону лотка.
– Вот, угощайся.
Грегори повернулся на звук знакомого голоса и увидел Кристофера с протянутым к нему глазированным яблоком. Яблоко было идеально круглым, покрытым глазурью ровно и без изъянов, свет ночных фонарей бликовал на гладкой красной поверхности, будоража желание облизать и вгрызться.
– Спасибо, – буркнул смущено Грегори и забрал предложенное угощение.
Мальчики ели сладости молча, стояли рядом, но ни разу не обменялись взглядами, пока в редеющей толпе не появился обеспокоенный дед Грегори.
– Вот ты где! – выкрикнул с облегчением дед. – Откуда у тебя это яблоко?
Грегори обернулся, но там, где только что стоял Кристофер, было пустое место с истоптанной подошвами землей. Мальчик пожал плечами и сказал:
– Угостили.
Больше они с Кристофером не виделись. Наступил следующий учебный год, и оказалось, что Гриффины покинули город навсегда. Восьмилетний Грегори стал чудить еще больше прежнего, жертвами его агрессии стали все дети класса, мебель и учителя, родители жаловались бесконечно, и пришлось привлечь органы опеки. Дед не справлялся, а мать... У нее были свои причины, чтобы не уделять время ребенку. Школьный психолог вцепился в мальчика руками и ногами, когда Грегори изобразил ему черно-белый рисунок полный насилия и непонятных личностей, которые не должны были входить в состав его семьи, но, по разумению мальчика, они существовали. Помимо «членов семьи» на рисунке был маленький схематичный человечек с большими глазами и огромной головой.
– Кто это? – спросил психолог.
Грегори долго молчал, всматриваясь в свой рисунок, а потом сказал:
– Не помню.
Тем не менее, большая голова неизвестного персонажа выдавала важность этого «человечка» для Грегори, и отрицание им воспоминаний этого не меняло.
Грега отдали в приемную семью, мать обещала забрать его, как только встанет на ноги, но так и не смогла сдержать обещания. Дед умер, когда Грегори исполнилось двенадцать, и мальчик вырос у чужих.
Каким вырос Кристофер, никто не знает, потому что он пропал в свой девятый день рождения.
Двадцать пять лет спустя
Застекленная деревянная дверь, по старинке выкрашенная в белый цвет, звякнула колокольчиками и выпустила в жаркий июльский полдень высокого и крепкого мужчину в старых истертых джинсах и белой майке. Он пригладил короткие светлые волосы и надел на голову кепку, такую же потасканную, как и джинсы. Мужчина застыл на крыльце магазина строительных материалов, провожая взглядом цирковую процессию, с шумом и помпой катившуюся через главную улицу их городка. Яркие клоуны крутили «колесо» – ловко, словно акробаты, факиры плевались огнем, а на цветастой платформе скручивалась в непонятный узел «женщина-змея». От фургонов с животными пахло экскрементами и шерстью, что совершенно не отпугивало местную детвору, которая с гиканьем бежала следом.
– Цирк приехал! Эй, Грег, так уж и быть, я схожу с тобой на представление, если ты соизволишь меня пригласить!
Грегори Хопкинс взглянул на хитро улыбающуюся Элисон Стоун, что держала по соседству лавку бижутерии, и сдержанно улыбнулся в ответ. Элисон была симпатичной шатенкой, в меру глупой, скорей всего – для создания образа, и довольно бойкой. «Слишком уж бойкая», – подумал Грегори и сошел с крыльца.
– Ну и дурак! – шутливо крикнула вслед Элисон.
Пикап зашуршал шинами по гравию и остановился возле старого, но добротного дома. Дверца машины хлопнула, тяжелые ботинки ступили на подъездную дорогу, и Грег окинул собственные владения придирчивым взглядом. Дом в лесу достался от деда. Светлый, деревянный и уютный – таким он стал стараниями внука. Этому дому явно не хватало вечно беременной и босой хозяйки и кучи разнокалиберной детворы. А еще – золотистого ретривера. Грегори не сторонился отношений, но и не стремился к созданию новой ячейки общества, хотя подсознание явно посмеялось, когда руководило реставрацией дедовской хибары. Местные барышни побаивались Грегори, потому что слава о его диком детстве до сих пор ходила отголосками по городу, хотя и не чурались звать парня, когда был необходим плотник: Грег был лучшим в этом деле. Когда-то давно его психолог включил в коррекционную программу работу по дереву, потому что это получалось у Грегори мастерски.
– Босая хозяйка и куча детворы? – задумчиво произнес он и пошел в дом звонить в лавку бижутерии. А чем черт не шутит? Ему в конце-то концов уже тридцать три, хватит ждать неведомой зверушки.
Шапито развернули на пустыре сразу за городом, натянутый шатер окружили фургоны и трейлеры, разноцветные флажки трепетали над куполом на фоне летнего вечернего неба, и громкая жизнерадостная музыка оглашала округу. Вереница машин стояла в два ряда по обочинам шоссе и тянулась металлическими змеями вдаль.
– Как же давно я не была в цирке! – предвкушающе протянула Элисон, повиснув на крепкой руке Грегори.
Элисон была уютной и хорошенькой в шифоновом синем платье чуть выше колен, мягких замшевых сапожках и тонкой джинсовой курточке. Дневная жара спала ближе к вечеру, и за городом было довольно свежо, так что и Грегори поверх новой белой футболки натянул клетчатую рубашку с подвернутыми выше локтя рукавами.
Вокруг пританцовывали и гримасничали клоуны, держа в руках связки с разноцветными гелиевыми шарами. Пахло так знакомо детством – попкорном и животными, что у Грега защемило где-то под ложечкой.
Очередь в шатер продвигалась довольно быстро, Грегори провел Элисон к их местам в третьем ряду и вышел купить попкорн и колу, а когда вернулся, зрители уже расселись по своим местам, и первые громкие аккорды прервали людской гул. Софиты крутились нетерпеливо и юрко, создавая вместе с музыкой и яркими артистами, вышагивающими с гордыми улыбками на лицах, ощущение, что вот-вот прорвется другая реальность, выпуская сказку на свободу. Артисты прошли по кругу и исчезли за кулисами, музыка стихла, и конферансье поприветствовал зрителей зычным хриплым голосом. Представление началось. Вереница из дрессировщиков, клоунов и экстремальных силачей, гнущих о каменные прессы ножи и глотающих шампуры, прервалась таинственным, почти томным голосом ведущего:
– Они прекрасны, как глоток весеннего воздуха, легки, как тополиный пух, юны, как освещенное розовыми лучами солнца молодое утро. Встречайте, дамы и господа! Сестры Обри!
Свет стих, прожектор высветил широкое полотно от купола до пола, а затем к нему присоединился еще один луч, выхватывая две стройные фигуры. Девушки с собранными в конский хвост черными волосами и в коротких струящихся белых платьях прошли к полотну. Заиграла музыка, и сестры птицами вспорхнули под купол, свободные, сильные и хрупкие одновременно. Великолепные. От их «полета» замирали сердца и снова начинали биться, влажнели ладони и глаза. Хотелось к ним, хотелось чувствовать радость от полета и полное доверие друг к другу...
Номер закончился, и гробовая тишина стояла еще какое-то время, а потом купол едва не сорвало от шквала аплодисментов.
– Какие они классные! Господи, это просто великолепно! – Элисон подпрыгивала на своем месте и хлопала в ладоши так, что даже Грегори слышал это сквозь какофонию звуков. – Я еще не видела такой красоты! Хочу еще!
Вышел конферансье, и зал потихоньку угомонился.
– Я вижу, вам понравились наши прекрасные сестры?
Зал снова взорвался аплодисментами:
– Еще! Мы хотим еще!
Конферансье поднял руки, призывая к тишине, но улыбался при этом довольно:
– У нашего цирка для вас много юных талантов! Поэтому встречайте! Невероятный, покоривший саму гравитацию, Кристоф!
Свет снова погас, и прожектор сфокусировал свой луч на одной из стоек с натянутым между ними канатом. Тонкий жилистый парень в черных широких брюках и белой безрукавке с белым гримом на лице, черными слезами и кроваво-красными губами. На голове полный бардак: копна волос до плеч, спутанных и уложенных назад. И творил он на канате полный беспредел, другого слова Грегори почему-то не мог подобрать, когда увидел, насколько парень легко делал сальто, садился на шпагат, крутился на тросе и подпрыгивал к обручу под куполом, где он выделывал еще более невероятные вещи, и снова возвращался на вибрирующий канат.
Грегори поймал себя на том, что весь этот номер просидел с открытым ртом и подавшись вперед. Невероятен. Этот парень невероятен. Грег даже поаплодировать не смог, настолько был еще там, с ним.
Сестры Обри и Кристоф завоевали сердца зрителей, покорили их души и затуманили разум. Грегори не стал исключением, дальнейшая программа шла, как в тумане, и он чувствовал себя одурманенным, обколотым или обдолбанным, он словно наглотался экстази, энергия бурлила в нем, и мужчина с трудом заставлял себя сидеть на месте. Когда чудной фокусник в старомодном цилиндре и фраке указал на него пальцем, и сами сестры Обри, выполняя роль ассистенток, вывели Грегори на арену, мило путая английские слова с французскими, у него даже в мыслях не было сопротивляться. Грег подпрыгивал на месте и скалился, готовый к «бою», предчувствие чего-то фантастического не давало покоя.
– О! Да Вы полны энтузиазма! – растянул иллюзионист тонкие губы в улыбке.
– Так и есть, – ответил Грегори нетерпеливо.
– Не страшно?
– Конечно, нет.
– Тогда, дорогие мои сестрички, проводите нашего смельчака к черному ящику и заприте его там! – фокусник добавил драматизма в голос, указав рукой в белой перчатке на высокий ящик.
Девушки подхватили Грегори с обеих сторон под локти и хитро заулыбались, показав белые зубки. «Маленькие пираньи», – почему-то подумал Грегори. Он зашел внутрь, ящик закрыли на замок, и непроглядная тьма окружила со всех сторон.
– Вы в порядке, молодой человек? – раздался приглушенный голос фокусника с другой стороны двери.
– В полном! – отозвался Грегори.
– Отлично! – и Грегори почувствовал, как тонкую стенку ящика проткнуло тонкое длинное лезвие ровно над плечом.
Второго лезвия не последовало, тишина и темнота стали давить, появилось ощущение чего-то материального и дышащего во тьме.
– Кто здесь? – спросил Грегори, вглядываясь в окружающую черноту.
– Тихо, здоровяк, ты теперь в моей власти, – тихий вкрадчивый голос, и из темноты выплыло белое лицо с кроваво-красными губами. Темные провалы глаз разгорелись тлеющими углями, тонкие черные брови насмешливо приподнялись.
Грегори не мог пошевелиться, тело одеревенело, а разум поплыл в красном мареве.
– Я скучал, – сказал «гость» и приблизил свое бледное лицо вплотную к лицу Грегори, обдав прохладным, сладким дыханием. Тонкие холодные пальцы легкими прикосновениями прошлись по щеке, скуле, бровям. – Так долго без тебя, мой славный Грегори.
У Грегори в голове не нашлось ни одной мысли о том, кто это и почему он по нему скучал, но в теле проснулась непреодолимая жажда прикосновений, ему казалось, что если это существо не прикоснется к нему прямо сейчас, то он скончается на месте от необъяснимого голода. Голод – самое подходящее слово. В нем проснулся голод по чужой плоти, словно однажды Грегори познал ласку, и его лишили подобного навсегда, поставили крест как на прокаженном. И вот она, долгожданная близость, маячит перед ним, обещая все и сразу, и хочется только схватить, подмять, привязать к себе в вечном экстазе совокупления. Такая безудержная похоть, и нет возможности пошевелиться.
Яркие губы изогнулись в понимающей улыбке и затем разомкнулись, обнажив влажные белые зубы с заостренными клыками. Грегори всухую сглотнул, смутно понимая, что происходит, но адреналин зашкаливал, заставляя пульс стучать в висках и распугивая мысли.
– Как вкусно ты пахнешь, всеми сладостями мира. Хочу попробовать тебя, ты ведь не возражаешь? – вопрос был с издевкой, будто Грегори мог сопротивляться.
Незнакомец склонил лицо над шеей Грегори, прохладный язык лизнул кожу в месте, где сумасшедше билась синяя жилка, клыки аккуратно оцарапали, не спеша прокусывать. Нетерпеливый стон заполз эротичной музыкой в уши, и молниеносная боль от укуса пронзила тело. Ей на смену пришло удовольствие, пронеслось от шеи к паху, заставив сжать кулаки. Паралич отпустил. Грегори схватил в медвежьи объятия худое тело, вжался в чужое бедро каменным членом, и оргазм скрутил внутренности, подкашивая ноги. Они рухнули на пол, клубок шипящих, трущихся друг о друга змей. Незнакомец отстранился, капая кровью с губ на футболку Грегори, тонкие пальцы заскребли по его груди, разрывая хлопчатобумажную ткань в клочья, нетерпеливо спустились к паху и расстегнули болты джинсов, высвобождая снова каменный, влажный от первого оргазма член. Грегори затрясло от новой волны возбуждения, от нечеловеческого желания трахнуться, и его нежданный «гость» остался голым в три рывка ткани.
– Так хочется? – спросил незнакомец и засмеялся гиеной. Смех оказался смутно знакомым. Давно забытым, похороненным на задворках памяти.
Желание взяло верх, затоптав попытки разума подсказать что-то. Грегори смял грубыми мозолистыми руками маленькие упругие ягодицы, тесно вжимая бедра в чужой пах. Ныл не только член, ныло все тело, словно сплошная эрогенная зона, любое прикосновение отдавалось предоргазмом, подталкивая к краю, и откатывало незавершенным удовольствием. На груди появились проколы от клыков, и кровь щекотала кожу, стекая красными ручейками, разжигая неудовлетворенность еще сильнее.
– Давай же! – взмолился с яростью Грегори, когда прелюдия стала мучением.
Его «гость» рассмеялся окровавленным ртом, запрокинув голову и показав тонкую шею. Словно течная кошка незнакомец разлегся на Грегори, выпятив зад и оголяя горло. Кровь рубиновой каплей стекла по бледному узкому подбородку и стала спусковым механизмом. Давящее подчинение слетело как наносное, Грег впился зубами, потом и губами в подставленную шею, вырывая стон желания, один рывок – и бледное тело под ним раскинулось – трепещущее и влажное. Бледный анус был весь в сперме Грега, он хорошо обтерся об него вначале. Головка вошла не без труда, пот струями тек по спине и вискам, один глубокий толчок – он внутри. В этот момент Грег не задумывался, где он и с кем, вокруг была темнота, и только жилистое бледное тело сверкало во тьме маяком, завладев Грегори целиком. Огненные глаза похитили разум, красные губы целовали и оголяли в оскале окровавленные клыки, тонкие брови изгибались от удовольствия, и цепкие руки опутывали своими сетями. Не вырваться, не убежать. Только он. Только Кристоф.
***
Окна в спальне Грегори выходили строго на восток, и яркие рассветные лучи ложились желто-розовыми квадратами на деревянный пол перед кроватью. Грегори моргнул раз-другой, разглядывая мельчайшие частички пыли, кружащиеся в потоке солнечного света, потер лицо руками, пытаясь вспомнить, как здесь оказался. Ноль. В памяти провал. Он помнил ровно до того момента, как вонзился первый клинок в черный ящик, а дальше – чистый лист.
Элисон. Нужно ей позвонить. Грегори свесил с кровати босые ноги, откинул одеяло и обнаружил, что гол, как младенец, даже трусов нет. Он обвел комнату хмурым взглядом: одежды нет, но прямо под носом, на прикроватной тумбочке, лежало яблоко в красной глазури на длинной палочке. Цирковая сладость. В светлой комнате на фоне белой столешницы яблоко казалось невероятно красным, будто только что побывало в бочонке с кровью. Грег импульсивно потянулся к нему, взял за палочку и откусил сладко-кислый кусок: глазурь треснула и захрустела во рту, яблочный сок потек по языку. Доев яблоко, Грегори выглянул в окно. Его старый синий пикап стоял на подъездной дороге. Нужно позвонить Элисон и поблагодарить.
– У тебя хватило наглости позвонить мне? После того, как бросил меня вчера? – голос у мисс Стоун был отнюдь не радостным, скорей прохладным и с намеком на гнев.
– Элисон, – Грегори враз растерял свою уверенность. Он тяжело вздохнул и потер пальцами лоб: – Я не помню, как оказался у себя.
– А я, думаешь, в курсе? Ты меня бросил. Зашел в этот чертов ящик и пропал. Откуда мне знать, где ты дальше ошивался? Не звони мне больше.
Что за ересь? Что вчера было? Кто притащил его домой? И главное – откуда? В голове пусто, догадок нет. Думай, думай! Голова затрещала от напряжения, но память так и не вернулась. Грег натянул шорты и спустился на кухню, принял таблетку от головной боли и отправился в мастерскую: срок заказа для Майерсов поджимал, а комод еще толком не готов. Переодевшись в спецовку, Грегори принялся зашкуривать и затирать мелкие огрехи на дереве, и только потом обнаружил, что лак нужного цвета закончился. День кувырком, придется ехать в город, а людей сегодня не хотелось видеть как никогда.
– Грегори, снова ты! – удивился старый Бобби – хозяин магазина. – Что-то забыл вчера?
– Лак, – Грегори подошел к стеллажу с красками и лаками.
– На тебя это не похоже, – заметил старик, нахмурив седые брови.
– Угу, – буркнул в ответ Грегори и поставил на прилавок с кассой выбранную банку.
– Слушай, у тебя там, в глуши, тихо все? – хозяин слегка наклонился к нему и добавил заговорщицким тоном, никак сплетню какую услышал: – Никто не шастает?
– Нет. А должны?
– Тут шериф с утра заглядывал, сказал, что на ферме Джонсона пять голов скота погрызли.
Шериф был давнишним приятелем Бобби. Два старых сплетника, и как только местного стража порядка до сих пор не вышибли с теплого места, с его-то языком?
– Волков я не боюсь.
– Шериф сказал, что это не волки, скорей всего кугуары[1].
– В наших краях последний кугуар был замечен десять лет назад.
– И все же, Грегори, почисть дедовское ружье и держи наготове.
– Всегда, Бобби, всегда.
По главной парковой площади носилась ребятня с блестящими на солнце вертушками, молодые мамаши катали коляски с младенцами туда-сюда по мощеным дорожкам, зеленые лужайки переливались каплями воды из-за вертящихся волчком оранжевых опрыскивателей. «Кугуары сюда не вписываются», – подумал Грегори, притормозив на «красный» неподалеку.
В этот день Грегори практически закончил комод, осталось только покрыть его последним слоем лака, дать сутки высохнуть и можно звонить Майерсам.
***
Луна была слишком яркой, назойливой, светила в окна, мешая спать, да и ночь была душной, а воздух вязким. Грегори вертелся с бока на бок, накрывался и раскрывался, потом плюнул и решил закрыть окно, включить сплит-систему и задернуть плотные шторы. Он уже протянул руку к оконной раме и замер в недоумении: на капоте его машины сидела женщина. Нет, мужчина, полуголый, в его вчерашней клетчатой рубашке. Какого черта, а?
Парень задрал голову, откидывая темные спутанные лохмы за спину, и посмотрел в глаза Грегори. Рубашка сползла, оголяя гладкое, посеребренное луной плечо и одну, в меру рельефную грудь, темный сосок казался неприличным в своей обнаженности. Одну длинную ногу парень свесил вниз, вторую согнул в колене. Подол рубашки скрыл наличие нижнего белья, но оголенное чуть ли не до талии бедро намекало на его отсутствие.
– Иди ко мне, Грегори, – позвал он тихим шелестящим голосом, но Грег услышал его так же отчетливо, как и увидел то, что губы у ночного гостя противоестественно красные.
Уже знакомая похоть наполнила тело, заставив затвердеть член. Словно зомби, жаждущий мяса и крови, Грегори спустился по лестнице и вышел на крыльцо. Ночной гость ждал его на том же месте, полуобнаженный и облитый лунным светом, источающий соблазн каждым дюймом своего тренированного тела.
– Я соскучился, – сказал он, раздвигая ноги и приподнимая край рубашки, демонстрируя безволосый пах и торчащий вверх член. – А ты скучал по мне?
– Скучал, – ответил уверено Грегори, вставая между разведенных бедер. – Безумно.
И это было правдой, внезапно свалившейся на него невесть откуда. Как можно скучать по незнакомцу? Кто он? Почему его тело кажется таким знакомым? Грегори был абсолютно уверен, что он увидит, приподняв пальцами верхнюю ярко-алую губу. Так и есть – острые белые клыки. Парень лизнул его пальцы юрким розовым языком и похотливо улыбнулся.
– Назови мое имя, – мягко приказал он.
– Кристоф, – выдохнул Грегори и смял красные губы жестким жадным поцелуем.
Кристоф томно заскулил, когда тот сильно сжал его волосы на затылке в кулак, и обвил ногами крепкую талию Грегори, впился ногтями в голую спину, исполосовав кожу на лопатках в кровь. Грег зашипел, оттянул от себя Кристофа за волосы, обнажая изогнувшуюся белую шею, и вцепился в нее зубами, прокусив до крови. Острый металлический вкус наполнил рот.
– Черт! – выругался Кристоф, пытаясь оттолкнуть от себя Грегори, но все же обмякая в его объятиях. – М-м... Я должен был предположить, что тобой не удастся управлять вечно.
Грегори сделал два полных глотка, и его шарахнуло воспоминаниями: бледное лицо в темноте, обнаженное сияющее тело, кровь на подбородке, дикие, неподдающиеся описанию оргазмы, огненный взгляд и смеющийся гиеной Кристоф...
– Какого хрена ты меня пользуешь? – ледяным тоном поинтересовался Грегори, требовательно заглядывая в темные озера глаз.
– Потому что хочу! – засмеялся Кристоф, и со дна его глаз стало подниматься пламя.
– А вот хер! – зло рыкнул Грегори и одним рывком перевернул его лицом в капот, заломив назад руки. – Хочешь траха, ты его получишь, но без своих фокусов!
Грегори ненавидел, когда что-то выходило из-под его контроля, особенно те, кого он трахал, поэтому сейчас гнев затапливал его с головой, смешиваясь с похотью. Он рубашкой связал Кристофу руки за спиной, развел бледные округлые ягодицы, сплюнул на сжавшуюся дырку, решив, что и так пойдет, и приспустил свои пижамные штаны. Член пульсировал в руке, головка была красной и раздутой до предела, от проникновения болью потянуло уздечку, но подобная мелочь не могла сейчас остановить Грегори. Кристоф повел задницей и выгнул спину, облегчая проникновение, Грегори позволил ему эту малость, а потом схватил за волосы и выгнул неестественной дугой. Поставив одну ногу на бампер, он начал нещадно трахать Кристофа. В лесной глуши, посреди ночи, залитые светом полной луны, два самца совокуплялись так, что скрипел и раскачивался старый пикап, а грязные, полные животных стонов звуки распугали всю живность в округе.
– Еще раз!.. – просипел Грегори, наваливаясь на Кристофа и продолжая вбиваться в податливое тело: – Хоть еще один долбанный раз ты появишься в поле моего зрения, я научу тебя любить боль!
Кристоф застонал, судорожно выгнулся, а потом рассмеялся:
– Мой славный Грегори, я просто не смогу сдержаться после такого обещания.
Грегори затрясло в оргазме, он вбился последний раз и свалился хрипящей кучей на тонкого Кристофа, уткнувшись носом в сладко пахнущие волосы. Пара ударов сердца, и он нашел в себе силы отстраниться, перевернуть сытого и довольного вампира к себе лицом и сказать:
– Убирайся!
Тот рассмеялся своим безумным смехом, глаза зажглись заревом, и он растаял черным облаком, оставив после себя пустой капот.
– До встречи, – закралось томное обещание в уши.
***
Грегори давно забыл, что такое «смятение чувств», он вырос замкнутым и сдержанным, его психолог и приемная семья выжгли в нем все эмоции: психолог – отрицательные, а семья – положительные. Но после исчезновения Кристофа... нет, не Кристофа – Крис-то-фера. Кристофер Гриффин. Это имя всплыло в его сознании, принеся за собой давно забытую детскую обиду и разочарование. Грегори был уверен, что это та самая надоедливая «лягушка», которая кормила его глазированным яблоком после цирка. Он же пропал. Его давно похоронили. Как произошло то, что произошло? Откуда этот вампир свалился ему на голову? И ведь пришел поиграться с ним! Шутки шутить изволит! Вампир. Подумать только! Как в такое поверить? Может, он сходит с ума? Годы одиночества сделали свое дело? Крыша съехала, торжественно махнув на прощание? Нет. Грегори видел, он уверен, что держал это существо в своих руках, был внутри него, пил его кровь, и она была такой же материальной, как и Кристофер. До сих пор он ощущал ее привкус на языке. О, Господи. Это безумие какое-то.
Всю ночь Грегори не спал. Устав от метаний и мыслей в голове, он закрылся в мастерской и работал как проклятый до пяти вечера, а потом вырубился на диване в гостиной, даже не раздевшись. Проснувшись в три часа ночи, он обнаружил на журнальном столике яблоко в красной глазури. Поухаживать решил, зараза. Кроваво-яблочный период, епть.
С каким-то противоречивым остервенением Грегори сгрыз яблоко, принял душ, переоделся в свежее и отправился за город, на пустырь, где стояло шапито.
На пустыре горели костры, высоким заревом поднимаясь вверх, музыка, смех, какое-то «броуновское» движение. Грег притормозил неподалеку и вышел из машины. Что он скажет и что сделает, когда увидит Кристофера, оставалось загадкой для самого Грегори: свяжет, засунет кляп в рот, отстегает кнутом? Кнута и веревок у него с собой не было, как и «шарика». А может его подвесить на дыбе, повесить зажимы на соски и пару гирек на мошонку, и пусть умоляет о милосердии? Грегори подумает об этом на досуге.
Шатер освещался исключительно факелами на высоких штырях, словно и не двадцать первый век, а средневековье на дворе, да и разряженные громогласные циркачи напоминали цыганский табор. Грегори шел через шумную толпу беспрепятственно, будто стал частью этой феерии. Какой-то парень с усердием плевался пламенем, рядом девушка жонглировала огнями, а завидев его, заулыбалась, подкинула один огненный шар и заглотила целиком. Грегори прошел их, не останавливаясь, и стал свидетелем еще более странной сцены. Возле костра сидела пара. Парень казался обиженным и несговорчивым, скрестив руки и выдвинув квадратный подбородок, покрытый густой рыжей щетиной. Хрупкая девушка, с золотыми короткими локонами, уверенно положила руку ему на локоть, и тон ее голоса был нежным и заискивающим, словно с ребенком говорила:
– Ну что ты дуешься, Рашид? У нас замечательный номер, идет на ура.
– Мне надоело, что меня погоняет хлыстом женщина! Я лев! Почему я бегаю перед тобой на цирлах?!
– Потому что зрители кипятком писают, когда видят хрупкую меня на фоне матерых львов, – девушка мило улыбнулась и положила голову на его широкое плечо.
Рашид приосанился при упоминании его матерости и показал клыки в широкой улыбке.
– Ух ты, какой у нас сегодня гость! – Грегори повернулся на радостный возглас и увидел перед собой смутно знакомое лицо. Кажется, это та самая женщина-змея с платформы.
– Кого-то ищешь, красотуля? – спросила она, подходя еще ближе, и подмигнула желтым глазом с узким продольным зрачком.
– Отстань от него! – крупный мужчина внезапно появился за ее спиной и, обхватив рукой за талию, прижал к своей груди, отрывая от земли.– Это хахаль Кристофа, он тебе голову оторвет, если узнает.
Женщина буквально змеей развернулась в его объятиях и уперлась тонкими руками в массивные плечи.
– А ну, пусти, животное! – из-под ее длинной юбки вылез толстый змеиный хвост и обвил торс мужчины, угрожающе затрещав светлой трещоткой на конце.
– Раньше ты не жаловалась, – сказал он, удобнее перехватывая ее под... зад, если у змей есть зад. – А ну убери свой хвост, мне твои ножки больше по вкусу.
– Да хрен тебе, – зашипела она, показав тонкий раздвоенный язык. – Чтобы ты меня опять за шею грыз и узел свой пропихивал?
– Сегодня без узла, обещаю, – заворчал мужчина, уволакивая свою змею куда-то к трейлерам.
Что за бред? Грегори подавил желание потереть глаза или ущипнуть себя, чтобы убедиться, что этот хренов Неверленд ему не снится.
– Странно, не так ли? – раздался голос прямо над его плечом.
Грегори подскочил на месте и столкнулся лицом к лицу с тем самым фокусником, в ящике которого он пропал.
– Ты тот самый, – набычился Грегори.
– Тот самый, – фокусник склонился в полупоклоне, показывая в широкой улыбке крепкие белые зубы. – Ты ищешь Кристофа?
– Его имя – Кристофер Гриффин, – резко ответил Грегори.
– Здесь каждый называется так, как хочет, хоть горшком, это его право, – продолжал улыбаться фокусник. – Но тебе его не найти, покуда он сам не придет.
Грегори пришел в ярость от самодовольно улыбающегося иллюзиониста и протянул руку, чтобы взять того за грудки и встряхнуть как следует, но схватил лишь воздух. Перед ним осталась пустота, только широкая улыбка парила в воздухе.
– Иди домой, Грегори, жди, когда он сам придет, – произнесли губы и растаяли в воздухе.
Шины злобно скрипнули, когда Грегори вжал педаль тормоза в пол. Он хлопнул дверцей пикапа и взлетел по ступеням в дом. Оставшуюся ночь Грегори просидел за лэптопом, насилуя гугл и сайты сверхъестественного.
***
Грегори чувствовал присутствие, он знал, что Кристофер ждет его снаружи. Как всегда – ночной гость.
– Что же ты не заходишь? Ждешь приглашения? Раньше тебе не мешало его отсутствие, – произнес Грег, зная, что его услышат. Он покинул мастерскую, пристегнув к поясу хлыст и осиновый кол, и прошел через холл, чтобы настежь распахнуть входную дверь. Кристофер стоял перед крыльцом, высокий, тонкий, одетый во все черное.
– Вечер добрый, Грегори, – улыбнулся он, показав тонкие клыки, – ждал?
– Можешь не сомневаться. – Хлыст развернулся в его руке и хлестким ударом обвился вокруг шеи Кристофера. Тот схватился руками за душившие его кольца, захрипел, задыхаясь.
Грегори дернул хлыст на себя, и Кристоф свалился грудой на ступени.
– Ты полагал, что я и дальше позволю тебе твои игры? – прошипел Грегори, натягивая хлыст. – Ты не на того напал.
– О нет, на того, – просипел Кристоф, бешено улыбаясь.
Грегори взбесила эта самоуверенность, он рывками, намерено причиняя боль, связал Кристоферу руки, накинул черную повязку на глаза и вставил кляп в рот. Таким Кристофер нравился ему больше – замершим от беспомощности, потерянным. Грег вытащил из-за ремня веревку, привязал ее к связанным запястьям и перекинул через балку над крыльцом, подвешивая Кристофера под потолок так, что тот едва доставал носками до пола. Затем достал складной нож и срезал со своего пленника черную водолазку и узкие джинсы, снял ботинки и отошел на шаг назад. Грегори впервые смог как следует рассмотреть обнаженного Кристофера, вытянутого сейчас в напряженную струну. Его тело было жилистым и тренированным, бледным и безволосым, и возбужденным. Очень возбужденным.
– Так тебе это все нравится, хренов кровосос, – довольно заметил Грегори, оглаживая поджарый живот, а потом склонился и больно укусил за торчащий сосок. Кристофер вскинулся и снова обвис на веревках, напрягся, когда что-то острое и пахнувшее свежим деревом заскребло ему по груди в районе сердца. – А может, мне просто вогнать кол тебе в сердце, м?
Кристофер задышал бурно, раздувая тонкие ноздри, почувствовав сильное давление острого кола, давление спустилось по груди и животу к пупку, кольнуло остро, а затем пропало.
– Шучу, – сказал Грегори, убирая кол. – Пока.
Он зашел за спину вампира и снова развернул хлыст.
– Сейчас будет больно, мой свихнутый друг, – и первый удар лег поперек бледной спины. Кристофер взвился и подтянулся на руках, напрягая все мышцы разом.
– Как же красиво поджимается твоя задница, – почти мурлыкнул Грег, любуясь видом.
Удары последовали один за другим, расцветая черными, в свете луны, полосами, и каждый раз Кристофер сдавленно ухал, сжимался, а потом распускался как бутон, давая понять, что примет еще. С последним ударом он обвис, запрокинув голову назад, и темные волосы закрыли исполосованные лопатки. Грегори зачарованно наблюдал за ним, не спеша подходить, от порки он возбудился, член давил на ширинку, и хотелось уже тупо трахнуть.
Кристофер начал приходить в себя, встал на носки и напряг мышцы рук, балка с громким хрустом лопнула, и веревка слетела. Лопнула и веревка, обвивавшая тонкие запястья. Вампир снял повязку и вытащил кляп изо рта.
– Охренеть, как я себя здорово чувствую, – он развернулся лицом к Грегори и повел плечами: – Только руки вот затекли. Спасибо.
Грегори хмурился и следил за Кристофером, не отрывая глаз, тот превращал в театральное представление каждый свой шаг. Вампир пританцовывал и раскачивался на носках, оглаживал свою грудь и запрокидывал голову, улыбаясь совершенно безумной улыбкой. Он казался серебряным эльфом, освещенным лишь неуверенным лунным светом. Под его узкими ступнями скрипели половицы, словно играя написанную только для него мелодию.
– Знаешь, мой дорогой Грегори, – начал он, подойдя вплотную, – каждой ночной твари нужен якорь, который не даст ей утонуть в мире тьмы и собственных иллюзий, будет держать над пропастью безумия и не даст свалиться в нее. Мой якорь – ты и боль, которую ты мне сможешь причинить. Я не отпущу тебя.
Кристофер закинул руки на плечи Грега и мягко поцеловал его. Грегори тут же превратил этот поцелуй в борьбу, кусая и больно засасывая губы, сминая в ладонях исхлестанные ягодицы. Кристоф шипел, вздрагивал, но не отстранялся, вжимаясь в чужое тело с новой силой.
Грегори стянул с себя футболку, расстегнул ширинку и, подхватив внезапно легкого вампира под задницу, прижал его к деревянному столбу. Длинные ноги охватили его талию, и разморенный ласками Кристофер прошипел ему на ухо:
– Давай же, со всей силы.
Грегори вошел одним толчком, Кристофер застонал, откидывая голову, оголив кадык, и Грегори присосался к тонкой шее, посчитав это приглашением. Толчки были резкими, удовольствие смешалось с болью, Кристофер драл ему ногтями плечи и стонал так, что член у Грегори крепчал с каждым звуком.
Безумие! Безумие! Безумие! Кожа горела огнем, возбуждение накатывало волнами, не спеша к разрядке. Грегори уже рычал, как животное, вколачиваясь в гибкое и сильное тело, и смог кончить, только когда почувствовал, как острые клыки прокусили ему шею и горячие губы присосались с силой. Он кончал, пока Кристофер сосал, содрогался и не отпускал его еще очень долго, уронив голову на бледное плечо.
Кристофер нежно гладил его по голове, прижимая к себе, и не спешил слезать с Грегори.
– Пойдем со мной в вечность, мы ведь идеальная пара, – тихо сказал он.
Ночь была тихой, их сбившееся дыхание выровнялось, и больше ничто не мешало сверчкам разводить свои трели. Грегори отстранился и упрямо посмотрел в глаза Кристофера.
– Нет, – ответил он.
Полгода спустя
Комната в отеле была темной, лишь свет от вывески бил в окно, ложась красными полутонами на обнаженное мужское тело на кровати. Мужчина был распят веревками по рукам и ногам, прочно приковавшими его к металлическим столбцам. Биться было бесполезно, он проверял минуту назад, и пять минут назад, и час до этого. Дверь скрипнула, и в комнату вошел другой, высокий и худой, с яркими красными губами на бледном лице. Его глаза вспыхнули возбуждением и жаждой, впрочем, как и всегда, стоило лишь их взглядам встретиться.
– Ты не передумал? – спросил он просто так, зная ответ наперед.
– Нет, – ответил связанный Грегори.
– Упрямец, – довольно протянул Кристофер и стал раздеваться.
Он лег сверху, скрестил руки на груди у Грегори и положил на них острый подбородок, заглядывая в светлые злые глаза.
– Ты же знаешь, что я тебя не отпущу, сам ведь не хочешь этого.
Грегори знал. Но тогда, в детстве, они так и не выяснили, кто из них упрямей, хотя Грегори подозревал, что проиграл. Проиграл еще тогда, когда произнес свое упрямое «Нет».
___________________________________
[1] Кугуар — одно из названий пумы.
Конец
Автор: Solveig Ericson
Бета-редактор: marazm
Рейтинг: NC-17
Пейринг: Человек/Вампир
Предупреждение: своеобразный харт/комфорт, элементы БДСМ.
Саммари: что стоит за детской враждой двух мальчиков? Что станет с одним, когда исчезнет другой? И что произойдет, когда пропавший вновь появится спустя 25 лет?
А еще у меня взяли интервью
тык сюдаДля начала создадим атмосферу
Кристоф собственной персоной
Кристоф собственной персоной
И подходящий саундтрек, я творила под него
Прослушать или скачать Cirque du Soleil Alegria бесплатно на Простоплеер
.
читать дальшеДети никогда не лгут. Они юлят, хитрят, увиливают, но не лгут. Их тела и разумы настолько чисты, что неспособны к обману, все попытки надуть взрослого видны, как круглые камушки под толщей прозрачной воды. Маленькие дети – это фундамент взрослого, на котором в дальнейшем жизнь возведет либо крепкое основательное строение, либо хлипкую хибару – как повезет. Спустя годы человек научится лгать и телом, и разумом, он обрастет социальными и моральными нормами, овладеет филигранным искусством дурить окружающих или себя, это тоже как повезет, но фундамент останется тем же. Если вы захотите узнать всю подноготную человека, копните глубже фундамент, окунитесь в его детство. Чистые детские души радуются и страдают открыто, без фальши.
В небольшом городе N штата U, что в средней полосе страны, жили и ходили в одну начальную школу два мальчика: с виду пышущий здоровьем Грегори Хопкинс и хрупкий болезненный Кристофер Гриффин. Эти двое были настоящей головной болью для окружающих, они были притчей во языцех, сущим наказанием и карой Господней для своих учителей, ими пугали детей из других классов. Грегори был агрессивным и неуправляемым, а Кристофер – истеричным и обидчивым до безобразия. Казалось, что может быть общего у этих мальчиков? Никто не знал, но они всегда оказывались рядом, и всегда их совместное времяпрепровождение заканчивалось дракой. Даже в летнем пришкольном лагере, играя за одну команду в игру, в которой нужно было пронести на стуле пять сырых яиц из точки А в точку Б, они столкнулись посередине поля ножками стульев и закидали друг друга яйцами. Кристофер всегда получал от Грегори на орехи, плакал, закатывал некрасивые истерики с валянием на любых подвернувшихся горизонтальных поверхностях, но неизменно возвращался к Грегори, тот продолжал шпынять его, и все повторялось заново.
– Глупая лягушка! – орал на Кристофера Грег, а Крис широко открывал немаленький рот и начинал выть.
«И, правда, лягушка», – думали учителя, глядя на тщедушного темноволосого Кристофера, который имел большой рот при узком подбородке и больших темных глазах. Кожа у него была бледная и тонкая, с прожилками голубых вен, а руки и ноги тощие. Как есть лягушка.
Противостояние продолжалось до тех пор, пока Грегори в один прекрасный день не придавил Кристофера коленом к полу, и побледневший совсем уж до синевы мальчик не закричал от боли, когда хрустнуло ребро под натиском крупного Грега. Гриффины решили возбудить дело, которое кинуло бы тень на репутацию школы и дальнейшее будущее Грегори Хопкинса, поэтому директор проявил чудеса дипломатии и собрал обе семьи у себя в кабинете. Отец Кристофера орал, что пригласит специалиста по делам несовершеннолетних; мать плакала и истеричным голосом рассказывала, как нелегко ей достался Кристофер. Дед и мать Грегори слушали молча, понурив светловолосые головы. Грегори – безотцовщина, и приструнить мальчика было некому. Его мать, хрупкая с виду, но жесткая по существу, жила и работала в другом городе, пытаясь обеспечить им с сыном светлое будущее, и навещала его даже не каждые выходные. Срыв, который произошел у Грегори и повлек за собой перелом ребра у Кристофера, случился из-за того, что мать мальчика не могла вырваться к сыну в течение трех недель.
Дело кое-как замяли, и летних каникул дождались без несчастных случаев. Мать снова уехала за светлым будущим, а Грегори опять остался с дедом.
– Цирк приехал, Грег, – сообщил как-то летним вечером дед, наблюдая, как мальчик мастерит деревянную машинку из заготовленных брусочков. – Ты хочешь сходить? На клоунов и акробатов посмотреть?
– Хочу, – сказал Грег и продолжил склеивать детали.
Шапито было латаным-перелатаным, пахло зверями, сахарной ватой и попкорном, но клоуны заставляли смеяться, а акробаты – задерживать дыхание от страха и восхищения. Вечер оказался для Грегори волшебным, не хватало только чего-то сладкого, чисто цирковой сладости. Мальчик почему-то не хотел ни сладкой ваты, ни попкорна, а мысленно пускал слюни на яблоки в ярко-красной глянцевой глазури, но в очереди за ними стояли одни девчонки, и ему приходилось лишь кидать тоскливые взгляды в сторону лотка.
– Вот, угощайся.
Грегори повернулся на звук знакомого голоса и увидел Кристофера с протянутым к нему глазированным яблоком. Яблоко было идеально круглым, покрытым глазурью ровно и без изъянов, свет ночных фонарей бликовал на гладкой красной поверхности, будоража желание облизать и вгрызться.
– Спасибо, – буркнул смущено Грегори и забрал предложенное угощение.
Мальчики ели сладости молча, стояли рядом, но ни разу не обменялись взглядами, пока в редеющей толпе не появился обеспокоенный дед Грегори.
– Вот ты где! – выкрикнул с облегчением дед. – Откуда у тебя это яблоко?
Грегори обернулся, но там, где только что стоял Кристофер, было пустое место с истоптанной подошвами землей. Мальчик пожал плечами и сказал:
– Угостили.
Больше они с Кристофером не виделись. Наступил следующий учебный год, и оказалось, что Гриффины покинули город навсегда. Восьмилетний Грегори стал чудить еще больше прежнего, жертвами его агрессии стали все дети класса, мебель и учителя, родители жаловались бесконечно, и пришлось привлечь органы опеки. Дед не справлялся, а мать... У нее были свои причины, чтобы не уделять время ребенку. Школьный психолог вцепился в мальчика руками и ногами, когда Грегори изобразил ему черно-белый рисунок полный насилия и непонятных личностей, которые не должны были входить в состав его семьи, но, по разумению мальчика, они существовали. Помимо «членов семьи» на рисунке был маленький схематичный человечек с большими глазами и огромной головой.
– Кто это? – спросил психолог.
Грегори долго молчал, всматриваясь в свой рисунок, а потом сказал:
– Не помню.
Тем не менее, большая голова неизвестного персонажа выдавала важность этого «человечка» для Грегори, и отрицание им воспоминаний этого не меняло.
Грега отдали в приемную семью, мать обещала забрать его, как только встанет на ноги, но так и не смогла сдержать обещания. Дед умер, когда Грегори исполнилось двенадцать, и мальчик вырос у чужих.
Каким вырос Кристофер, никто не знает, потому что он пропал в свой девятый день рождения.
Двадцать пять лет спустя
Застекленная деревянная дверь, по старинке выкрашенная в белый цвет, звякнула колокольчиками и выпустила в жаркий июльский полдень высокого и крепкого мужчину в старых истертых джинсах и белой майке. Он пригладил короткие светлые волосы и надел на голову кепку, такую же потасканную, как и джинсы. Мужчина застыл на крыльце магазина строительных материалов, провожая взглядом цирковую процессию, с шумом и помпой катившуюся через главную улицу их городка. Яркие клоуны крутили «колесо» – ловко, словно акробаты, факиры плевались огнем, а на цветастой платформе скручивалась в непонятный узел «женщина-змея». От фургонов с животными пахло экскрементами и шерстью, что совершенно не отпугивало местную детвору, которая с гиканьем бежала следом.
– Цирк приехал! Эй, Грег, так уж и быть, я схожу с тобой на представление, если ты соизволишь меня пригласить!
Грегори Хопкинс взглянул на хитро улыбающуюся Элисон Стоун, что держала по соседству лавку бижутерии, и сдержанно улыбнулся в ответ. Элисон была симпатичной шатенкой, в меру глупой, скорей всего – для создания образа, и довольно бойкой. «Слишком уж бойкая», – подумал Грегори и сошел с крыльца.
– Ну и дурак! – шутливо крикнула вслед Элисон.
Пикап зашуршал шинами по гравию и остановился возле старого, но добротного дома. Дверца машины хлопнула, тяжелые ботинки ступили на подъездную дорогу, и Грег окинул собственные владения придирчивым взглядом. Дом в лесу достался от деда. Светлый, деревянный и уютный – таким он стал стараниями внука. Этому дому явно не хватало вечно беременной и босой хозяйки и кучи разнокалиберной детворы. А еще – золотистого ретривера. Грегори не сторонился отношений, но и не стремился к созданию новой ячейки общества, хотя подсознание явно посмеялось, когда руководило реставрацией дедовской хибары. Местные барышни побаивались Грегори, потому что слава о его диком детстве до сих пор ходила отголосками по городу, хотя и не чурались звать парня, когда был необходим плотник: Грег был лучшим в этом деле. Когда-то давно его психолог включил в коррекционную программу работу по дереву, потому что это получалось у Грегори мастерски.
– Босая хозяйка и куча детворы? – задумчиво произнес он и пошел в дом звонить в лавку бижутерии. А чем черт не шутит? Ему в конце-то концов уже тридцать три, хватит ждать неведомой зверушки.
Шапито развернули на пустыре сразу за городом, натянутый шатер окружили фургоны и трейлеры, разноцветные флажки трепетали над куполом на фоне летнего вечернего неба, и громкая жизнерадостная музыка оглашала округу. Вереница машин стояла в два ряда по обочинам шоссе и тянулась металлическими змеями вдаль.
– Как же давно я не была в цирке! – предвкушающе протянула Элисон, повиснув на крепкой руке Грегори.
Элисон была уютной и хорошенькой в шифоновом синем платье чуть выше колен, мягких замшевых сапожках и тонкой джинсовой курточке. Дневная жара спала ближе к вечеру, и за городом было довольно свежо, так что и Грегори поверх новой белой футболки натянул клетчатую рубашку с подвернутыми выше локтя рукавами.
Вокруг пританцовывали и гримасничали клоуны, держа в руках связки с разноцветными гелиевыми шарами. Пахло так знакомо детством – попкорном и животными, что у Грега защемило где-то под ложечкой.
Очередь в шатер продвигалась довольно быстро, Грегори провел Элисон к их местам в третьем ряду и вышел купить попкорн и колу, а когда вернулся, зрители уже расселись по своим местам, и первые громкие аккорды прервали людской гул. Софиты крутились нетерпеливо и юрко, создавая вместе с музыкой и яркими артистами, вышагивающими с гордыми улыбками на лицах, ощущение, что вот-вот прорвется другая реальность, выпуская сказку на свободу. Артисты прошли по кругу и исчезли за кулисами, музыка стихла, и конферансье поприветствовал зрителей зычным хриплым голосом. Представление началось. Вереница из дрессировщиков, клоунов и экстремальных силачей, гнущих о каменные прессы ножи и глотающих шампуры, прервалась таинственным, почти томным голосом ведущего:
– Они прекрасны, как глоток весеннего воздуха, легки, как тополиный пух, юны, как освещенное розовыми лучами солнца молодое утро. Встречайте, дамы и господа! Сестры Обри!
Свет стих, прожектор высветил широкое полотно от купола до пола, а затем к нему присоединился еще один луч, выхватывая две стройные фигуры. Девушки с собранными в конский хвост черными волосами и в коротких струящихся белых платьях прошли к полотну. Заиграла музыка, и сестры птицами вспорхнули под купол, свободные, сильные и хрупкие одновременно. Великолепные. От их «полета» замирали сердца и снова начинали биться, влажнели ладони и глаза. Хотелось к ним, хотелось чувствовать радость от полета и полное доверие друг к другу...
Номер закончился, и гробовая тишина стояла еще какое-то время, а потом купол едва не сорвало от шквала аплодисментов.
– Какие они классные! Господи, это просто великолепно! – Элисон подпрыгивала на своем месте и хлопала в ладоши так, что даже Грегори слышал это сквозь какофонию звуков. – Я еще не видела такой красоты! Хочу еще!
Вышел конферансье, и зал потихоньку угомонился.
– Я вижу, вам понравились наши прекрасные сестры?
Зал снова взорвался аплодисментами:
– Еще! Мы хотим еще!
Конферансье поднял руки, призывая к тишине, но улыбался при этом довольно:
– У нашего цирка для вас много юных талантов! Поэтому встречайте! Невероятный, покоривший саму гравитацию, Кристоф!
Свет снова погас, и прожектор сфокусировал свой луч на одной из стоек с натянутым между ними канатом. Тонкий жилистый парень в черных широких брюках и белой безрукавке с белым гримом на лице, черными слезами и кроваво-красными губами. На голове полный бардак: копна волос до плеч, спутанных и уложенных назад. И творил он на канате полный беспредел, другого слова Грегори почему-то не мог подобрать, когда увидел, насколько парень легко делал сальто, садился на шпагат, крутился на тросе и подпрыгивал к обручу под куполом, где он выделывал еще более невероятные вещи, и снова возвращался на вибрирующий канат.
Грегори поймал себя на том, что весь этот номер просидел с открытым ртом и подавшись вперед. Невероятен. Этот парень невероятен. Грег даже поаплодировать не смог, настолько был еще там, с ним.
Сестры Обри и Кристоф завоевали сердца зрителей, покорили их души и затуманили разум. Грегори не стал исключением, дальнейшая программа шла, как в тумане, и он чувствовал себя одурманенным, обколотым или обдолбанным, он словно наглотался экстази, энергия бурлила в нем, и мужчина с трудом заставлял себя сидеть на месте. Когда чудной фокусник в старомодном цилиндре и фраке указал на него пальцем, и сами сестры Обри, выполняя роль ассистенток, вывели Грегори на арену, мило путая английские слова с французскими, у него даже в мыслях не было сопротивляться. Грег подпрыгивал на месте и скалился, готовый к «бою», предчувствие чего-то фантастического не давало покоя.
– О! Да Вы полны энтузиазма! – растянул иллюзионист тонкие губы в улыбке.
– Так и есть, – ответил Грегори нетерпеливо.
– Не страшно?
– Конечно, нет.
– Тогда, дорогие мои сестрички, проводите нашего смельчака к черному ящику и заприте его там! – фокусник добавил драматизма в голос, указав рукой в белой перчатке на высокий ящик.
Девушки подхватили Грегори с обеих сторон под локти и хитро заулыбались, показав белые зубки. «Маленькие пираньи», – почему-то подумал Грегори. Он зашел внутрь, ящик закрыли на замок, и непроглядная тьма окружила со всех сторон.
– Вы в порядке, молодой человек? – раздался приглушенный голос фокусника с другой стороны двери.
– В полном! – отозвался Грегори.
– Отлично! – и Грегори почувствовал, как тонкую стенку ящика проткнуло тонкое длинное лезвие ровно над плечом.
Второго лезвия не последовало, тишина и темнота стали давить, появилось ощущение чего-то материального и дышащего во тьме.
– Кто здесь? – спросил Грегори, вглядываясь в окружающую черноту.
– Тихо, здоровяк, ты теперь в моей власти, – тихий вкрадчивый голос, и из темноты выплыло белое лицо с кроваво-красными губами. Темные провалы глаз разгорелись тлеющими углями, тонкие черные брови насмешливо приподнялись.
Грегори не мог пошевелиться, тело одеревенело, а разум поплыл в красном мареве.
– Я скучал, – сказал «гость» и приблизил свое бледное лицо вплотную к лицу Грегори, обдав прохладным, сладким дыханием. Тонкие холодные пальцы легкими прикосновениями прошлись по щеке, скуле, бровям. – Так долго без тебя, мой славный Грегори.
У Грегори в голове не нашлось ни одной мысли о том, кто это и почему он по нему скучал, но в теле проснулась непреодолимая жажда прикосновений, ему казалось, что если это существо не прикоснется к нему прямо сейчас, то он скончается на месте от необъяснимого голода. Голод – самое подходящее слово. В нем проснулся голод по чужой плоти, словно однажды Грегори познал ласку, и его лишили подобного навсегда, поставили крест как на прокаженном. И вот она, долгожданная близость, маячит перед ним, обещая все и сразу, и хочется только схватить, подмять, привязать к себе в вечном экстазе совокупления. Такая безудержная похоть, и нет возможности пошевелиться.
Яркие губы изогнулись в понимающей улыбке и затем разомкнулись, обнажив влажные белые зубы с заостренными клыками. Грегори всухую сглотнул, смутно понимая, что происходит, но адреналин зашкаливал, заставляя пульс стучать в висках и распугивая мысли.
– Как вкусно ты пахнешь, всеми сладостями мира. Хочу попробовать тебя, ты ведь не возражаешь? – вопрос был с издевкой, будто Грегори мог сопротивляться.
Незнакомец склонил лицо над шеей Грегори, прохладный язык лизнул кожу в месте, где сумасшедше билась синяя жилка, клыки аккуратно оцарапали, не спеша прокусывать. Нетерпеливый стон заполз эротичной музыкой в уши, и молниеносная боль от укуса пронзила тело. Ей на смену пришло удовольствие, пронеслось от шеи к паху, заставив сжать кулаки. Паралич отпустил. Грегори схватил в медвежьи объятия худое тело, вжался в чужое бедро каменным членом, и оргазм скрутил внутренности, подкашивая ноги. Они рухнули на пол, клубок шипящих, трущихся друг о друга змей. Незнакомец отстранился, капая кровью с губ на футболку Грегори, тонкие пальцы заскребли по его груди, разрывая хлопчатобумажную ткань в клочья, нетерпеливо спустились к паху и расстегнули болты джинсов, высвобождая снова каменный, влажный от первого оргазма член. Грегори затрясло от новой волны возбуждения, от нечеловеческого желания трахнуться, и его нежданный «гость» остался голым в три рывка ткани.
– Так хочется? – спросил незнакомец и засмеялся гиеной. Смех оказался смутно знакомым. Давно забытым, похороненным на задворках памяти.
Желание взяло верх, затоптав попытки разума подсказать что-то. Грегори смял грубыми мозолистыми руками маленькие упругие ягодицы, тесно вжимая бедра в чужой пах. Ныл не только член, ныло все тело, словно сплошная эрогенная зона, любое прикосновение отдавалось предоргазмом, подталкивая к краю, и откатывало незавершенным удовольствием. На груди появились проколы от клыков, и кровь щекотала кожу, стекая красными ручейками, разжигая неудовлетворенность еще сильнее.
– Давай же! – взмолился с яростью Грегори, когда прелюдия стала мучением.
Его «гость» рассмеялся окровавленным ртом, запрокинув голову и показав тонкую шею. Словно течная кошка незнакомец разлегся на Грегори, выпятив зад и оголяя горло. Кровь рубиновой каплей стекла по бледному узкому подбородку и стала спусковым механизмом. Давящее подчинение слетело как наносное, Грег впился зубами, потом и губами в подставленную шею, вырывая стон желания, один рывок – и бледное тело под ним раскинулось – трепещущее и влажное. Бледный анус был весь в сперме Грега, он хорошо обтерся об него вначале. Головка вошла не без труда, пот струями тек по спине и вискам, один глубокий толчок – он внутри. В этот момент Грег не задумывался, где он и с кем, вокруг была темнота, и только жилистое бледное тело сверкало во тьме маяком, завладев Грегори целиком. Огненные глаза похитили разум, красные губы целовали и оголяли в оскале окровавленные клыки, тонкие брови изгибались от удовольствия, и цепкие руки опутывали своими сетями. Не вырваться, не убежать. Только он. Только Кристоф.
***
Окна в спальне Грегори выходили строго на восток, и яркие рассветные лучи ложились желто-розовыми квадратами на деревянный пол перед кроватью. Грегори моргнул раз-другой, разглядывая мельчайшие частички пыли, кружащиеся в потоке солнечного света, потер лицо руками, пытаясь вспомнить, как здесь оказался. Ноль. В памяти провал. Он помнил ровно до того момента, как вонзился первый клинок в черный ящик, а дальше – чистый лист.
Элисон. Нужно ей позвонить. Грегори свесил с кровати босые ноги, откинул одеяло и обнаружил, что гол, как младенец, даже трусов нет. Он обвел комнату хмурым взглядом: одежды нет, но прямо под носом, на прикроватной тумбочке, лежало яблоко в красной глазури на длинной палочке. Цирковая сладость. В светлой комнате на фоне белой столешницы яблоко казалось невероятно красным, будто только что побывало в бочонке с кровью. Грег импульсивно потянулся к нему, взял за палочку и откусил сладко-кислый кусок: глазурь треснула и захрустела во рту, яблочный сок потек по языку. Доев яблоко, Грегори выглянул в окно. Его старый синий пикап стоял на подъездной дороге. Нужно позвонить Элисон и поблагодарить.
– У тебя хватило наглости позвонить мне? После того, как бросил меня вчера? – голос у мисс Стоун был отнюдь не радостным, скорей прохладным и с намеком на гнев.
– Элисон, – Грегори враз растерял свою уверенность. Он тяжело вздохнул и потер пальцами лоб: – Я не помню, как оказался у себя.
– А я, думаешь, в курсе? Ты меня бросил. Зашел в этот чертов ящик и пропал. Откуда мне знать, где ты дальше ошивался? Не звони мне больше.
Что за ересь? Что вчера было? Кто притащил его домой? И главное – откуда? В голове пусто, догадок нет. Думай, думай! Голова затрещала от напряжения, но память так и не вернулась. Грег натянул шорты и спустился на кухню, принял таблетку от головной боли и отправился в мастерскую: срок заказа для Майерсов поджимал, а комод еще толком не готов. Переодевшись в спецовку, Грегори принялся зашкуривать и затирать мелкие огрехи на дереве, и только потом обнаружил, что лак нужного цвета закончился. День кувырком, придется ехать в город, а людей сегодня не хотелось видеть как никогда.
– Грегори, снова ты! – удивился старый Бобби – хозяин магазина. – Что-то забыл вчера?
– Лак, – Грегори подошел к стеллажу с красками и лаками.
– На тебя это не похоже, – заметил старик, нахмурив седые брови.
– Угу, – буркнул в ответ Грегори и поставил на прилавок с кассой выбранную банку.
– Слушай, у тебя там, в глуши, тихо все? – хозяин слегка наклонился к нему и добавил заговорщицким тоном, никак сплетню какую услышал: – Никто не шастает?
– Нет. А должны?
– Тут шериф с утра заглядывал, сказал, что на ферме Джонсона пять голов скота погрызли.
Шериф был давнишним приятелем Бобби. Два старых сплетника, и как только местного стража порядка до сих пор не вышибли с теплого места, с его-то языком?
– Волков я не боюсь.
– Шериф сказал, что это не волки, скорей всего кугуары[1].
– В наших краях последний кугуар был замечен десять лет назад.
– И все же, Грегори, почисть дедовское ружье и держи наготове.
– Всегда, Бобби, всегда.
По главной парковой площади носилась ребятня с блестящими на солнце вертушками, молодые мамаши катали коляски с младенцами туда-сюда по мощеным дорожкам, зеленые лужайки переливались каплями воды из-за вертящихся волчком оранжевых опрыскивателей. «Кугуары сюда не вписываются», – подумал Грегори, притормозив на «красный» неподалеку.
В этот день Грегори практически закончил комод, осталось только покрыть его последним слоем лака, дать сутки высохнуть и можно звонить Майерсам.
***
Луна была слишком яркой, назойливой, светила в окна, мешая спать, да и ночь была душной, а воздух вязким. Грегори вертелся с бока на бок, накрывался и раскрывался, потом плюнул и решил закрыть окно, включить сплит-систему и задернуть плотные шторы. Он уже протянул руку к оконной раме и замер в недоумении: на капоте его машины сидела женщина. Нет, мужчина, полуголый, в его вчерашней клетчатой рубашке. Какого черта, а?
Парень задрал голову, откидывая темные спутанные лохмы за спину, и посмотрел в глаза Грегори. Рубашка сползла, оголяя гладкое, посеребренное луной плечо и одну, в меру рельефную грудь, темный сосок казался неприличным в своей обнаженности. Одну длинную ногу парень свесил вниз, вторую согнул в колене. Подол рубашки скрыл наличие нижнего белья, но оголенное чуть ли не до талии бедро намекало на его отсутствие.
– Иди ко мне, Грегори, – позвал он тихим шелестящим голосом, но Грег услышал его так же отчетливо, как и увидел то, что губы у ночного гостя противоестественно красные.
Уже знакомая похоть наполнила тело, заставив затвердеть член. Словно зомби, жаждущий мяса и крови, Грегори спустился по лестнице и вышел на крыльцо. Ночной гость ждал его на том же месте, полуобнаженный и облитый лунным светом, источающий соблазн каждым дюймом своего тренированного тела.
– Я соскучился, – сказал он, раздвигая ноги и приподнимая край рубашки, демонстрируя безволосый пах и торчащий вверх член. – А ты скучал по мне?
– Скучал, – ответил уверено Грегори, вставая между разведенных бедер. – Безумно.
И это было правдой, внезапно свалившейся на него невесть откуда. Как можно скучать по незнакомцу? Кто он? Почему его тело кажется таким знакомым? Грегори был абсолютно уверен, что он увидит, приподняв пальцами верхнюю ярко-алую губу. Так и есть – острые белые клыки. Парень лизнул его пальцы юрким розовым языком и похотливо улыбнулся.
– Назови мое имя, – мягко приказал он.
– Кристоф, – выдохнул Грегори и смял красные губы жестким жадным поцелуем.
Кристоф томно заскулил, когда тот сильно сжал его волосы на затылке в кулак, и обвил ногами крепкую талию Грегори, впился ногтями в голую спину, исполосовав кожу на лопатках в кровь. Грег зашипел, оттянул от себя Кристофа за волосы, обнажая изогнувшуюся белую шею, и вцепился в нее зубами, прокусив до крови. Острый металлический вкус наполнил рот.
– Черт! – выругался Кристоф, пытаясь оттолкнуть от себя Грегори, но все же обмякая в его объятиях. – М-м... Я должен был предположить, что тобой не удастся управлять вечно.
Грегори сделал два полных глотка, и его шарахнуло воспоминаниями: бледное лицо в темноте, обнаженное сияющее тело, кровь на подбородке, дикие, неподдающиеся описанию оргазмы, огненный взгляд и смеющийся гиеной Кристоф...
– Какого хрена ты меня пользуешь? – ледяным тоном поинтересовался Грегори, требовательно заглядывая в темные озера глаз.
– Потому что хочу! – засмеялся Кристоф, и со дна его глаз стало подниматься пламя.
– А вот хер! – зло рыкнул Грегори и одним рывком перевернул его лицом в капот, заломив назад руки. – Хочешь траха, ты его получишь, но без своих фокусов!
Грегори ненавидел, когда что-то выходило из-под его контроля, особенно те, кого он трахал, поэтому сейчас гнев затапливал его с головой, смешиваясь с похотью. Он рубашкой связал Кристофу руки за спиной, развел бледные округлые ягодицы, сплюнул на сжавшуюся дырку, решив, что и так пойдет, и приспустил свои пижамные штаны. Член пульсировал в руке, головка была красной и раздутой до предела, от проникновения болью потянуло уздечку, но подобная мелочь не могла сейчас остановить Грегори. Кристоф повел задницей и выгнул спину, облегчая проникновение, Грегори позволил ему эту малость, а потом схватил за волосы и выгнул неестественной дугой. Поставив одну ногу на бампер, он начал нещадно трахать Кристофа. В лесной глуши, посреди ночи, залитые светом полной луны, два самца совокуплялись так, что скрипел и раскачивался старый пикап, а грязные, полные животных стонов звуки распугали всю живность в округе.
– Еще раз!.. – просипел Грегори, наваливаясь на Кристофа и продолжая вбиваться в податливое тело: – Хоть еще один долбанный раз ты появишься в поле моего зрения, я научу тебя любить боль!
Кристоф застонал, судорожно выгнулся, а потом рассмеялся:
– Мой славный Грегори, я просто не смогу сдержаться после такого обещания.
Грегори затрясло в оргазме, он вбился последний раз и свалился хрипящей кучей на тонкого Кристофа, уткнувшись носом в сладко пахнущие волосы. Пара ударов сердца, и он нашел в себе силы отстраниться, перевернуть сытого и довольного вампира к себе лицом и сказать:
– Убирайся!
Тот рассмеялся своим безумным смехом, глаза зажглись заревом, и он растаял черным облаком, оставив после себя пустой капот.
– До встречи, – закралось томное обещание в уши.
***
Грегори давно забыл, что такое «смятение чувств», он вырос замкнутым и сдержанным, его психолог и приемная семья выжгли в нем все эмоции: психолог – отрицательные, а семья – положительные. Но после исчезновения Кристофа... нет, не Кристофа – Крис-то-фера. Кристофер Гриффин. Это имя всплыло в его сознании, принеся за собой давно забытую детскую обиду и разочарование. Грегори был уверен, что это та самая надоедливая «лягушка», которая кормила его глазированным яблоком после цирка. Он же пропал. Его давно похоронили. Как произошло то, что произошло? Откуда этот вампир свалился ему на голову? И ведь пришел поиграться с ним! Шутки шутить изволит! Вампир. Подумать только! Как в такое поверить? Может, он сходит с ума? Годы одиночества сделали свое дело? Крыша съехала, торжественно махнув на прощание? Нет. Грегори видел, он уверен, что держал это существо в своих руках, был внутри него, пил его кровь, и она была такой же материальной, как и Кристофер. До сих пор он ощущал ее привкус на языке. О, Господи. Это безумие какое-то.
Всю ночь Грегори не спал. Устав от метаний и мыслей в голове, он закрылся в мастерской и работал как проклятый до пяти вечера, а потом вырубился на диване в гостиной, даже не раздевшись. Проснувшись в три часа ночи, он обнаружил на журнальном столике яблоко в красной глазури. Поухаживать решил, зараза. Кроваво-яблочный период, епть.
С каким-то противоречивым остервенением Грегори сгрыз яблоко, принял душ, переоделся в свежее и отправился за город, на пустырь, где стояло шапито.
На пустыре горели костры, высоким заревом поднимаясь вверх, музыка, смех, какое-то «броуновское» движение. Грег притормозил неподалеку и вышел из машины. Что он скажет и что сделает, когда увидит Кристофера, оставалось загадкой для самого Грегори: свяжет, засунет кляп в рот, отстегает кнутом? Кнута и веревок у него с собой не было, как и «шарика». А может его подвесить на дыбе, повесить зажимы на соски и пару гирек на мошонку, и пусть умоляет о милосердии? Грегори подумает об этом на досуге.
Шатер освещался исключительно факелами на высоких штырях, словно и не двадцать первый век, а средневековье на дворе, да и разряженные громогласные циркачи напоминали цыганский табор. Грегори шел через шумную толпу беспрепятственно, будто стал частью этой феерии. Какой-то парень с усердием плевался пламенем, рядом девушка жонглировала огнями, а завидев его, заулыбалась, подкинула один огненный шар и заглотила целиком. Грегори прошел их, не останавливаясь, и стал свидетелем еще более странной сцены. Возле костра сидела пара. Парень казался обиженным и несговорчивым, скрестив руки и выдвинув квадратный подбородок, покрытый густой рыжей щетиной. Хрупкая девушка, с золотыми короткими локонами, уверенно положила руку ему на локоть, и тон ее голоса был нежным и заискивающим, словно с ребенком говорила:
– Ну что ты дуешься, Рашид? У нас замечательный номер, идет на ура.
– Мне надоело, что меня погоняет хлыстом женщина! Я лев! Почему я бегаю перед тобой на цирлах?!
– Потому что зрители кипятком писают, когда видят хрупкую меня на фоне матерых львов, – девушка мило улыбнулась и положила голову на его широкое плечо.
Рашид приосанился при упоминании его матерости и показал клыки в широкой улыбке.
– Ух ты, какой у нас сегодня гость! – Грегори повернулся на радостный возглас и увидел перед собой смутно знакомое лицо. Кажется, это та самая женщина-змея с платформы.
– Кого-то ищешь, красотуля? – спросила она, подходя еще ближе, и подмигнула желтым глазом с узким продольным зрачком.
– Отстань от него! – крупный мужчина внезапно появился за ее спиной и, обхватив рукой за талию, прижал к своей груди, отрывая от земли.– Это хахаль Кристофа, он тебе голову оторвет, если узнает.
Женщина буквально змеей развернулась в его объятиях и уперлась тонкими руками в массивные плечи.
– А ну, пусти, животное! – из-под ее длинной юбки вылез толстый змеиный хвост и обвил торс мужчины, угрожающе затрещав светлой трещоткой на конце.
– Раньше ты не жаловалась, – сказал он, удобнее перехватывая ее под... зад, если у змей есть зад. – А ну убери свой хвост, мне твои ножки больше по вкусу.
– Да хрен тебе, – зашипела она, показав тонкий раздвоенный язык. – Чтобы ты меня опять за шею грыз и узел свой пропихивал?
– Сегодня без узла, обещаю, – заворчал мужчина, уволакивая свою змею куда-то к трейлерам.
Что за бред? Грегори подавил желание потереть глаза или ущипнуть себя, чтобы убедиться, что этот хренов Неверленд ему не снится.
– Странно, не так ли? – раздался голос прямо над его плечом.
Грегори подскочил на месте и столкнулся лицом к лицу с тем самым фокусником, в ящике которого он пропал.
– Ты тот самый, – набычился Грегори.
– Тот самый, – фокусник склонился в полупоклоне, показывая в широкой улыбке крепкие белые зубы. – Ты ищешь Кристофа?
– Его имя – Кристофер Гриффин, – резко ответил Грегори.
– Здесь каждый называется так, как хочет, хоть горшком, это его право, – продолжал улыбаться фокусник. – Но тебе его не найти, покуда он сам не придет.
Грегори пришел в ярость от самодовольно улыбающегося иллюзиониста и протянул руку, чтобы взять того за грудки и встряхнуть как следует, но схватил лишь воздух. Перед ним осталась пустота, только широкая улыбка парила в воздухе.
– Иди домой, Грегори, жди, когда он сам придет, – произнесли губы и растаяли в воздухе.
Шины злобно скрипнули, когда Грегори вжал педаль тормоза в пол. Он хлопнул дверцей пикапа и взлетел по ступеням в дом. Оставшуюся ночь Грегори просидел за лэптопом, насилуя гугл и сайты сверхъестественного.
***
Грегори чувствовал присутствие, он знал, что Кристофер ждет его снаружи. Как всегда – ночной гость.
– Что же ты не заходишь? Ждешь приглашения? Раньше тебе не мешало его отсутствие, – произнес Грег, зная, что его услышат. Он покинул мастерскую, пристегнув к поясу хлыст и осиновый кол, и прошел через холл, чтобы настежь распахнуть входную дверь. Кристофер стоял перед крыльцом, высокий, тонкий, одетый во все черное.
– Вечер добрый, Грегори, – улыбнулся он, показав тонкие клыки, – ждал?
– Можешь не сомневаться. – Хлыст развернулся в его руке и хлестким ударом обвился вокруг шеи Кристофера. Тот схватился руками за душившие его кольца, захрипел, задыхаясь.
Грегори дернул хлыст на себя, и Кристоф свалился грудой на ступени.
– Ты полагал, что я и дальше позволю тебе твои игры? – прошипел Грегори, натягивая хлыст. – Ты не на того напал.
– О нет, на того, – просипел Кристоф, бешено улыбаясь.
Грегори взбесила эта самоуверенность, он рывками, намерено причиняя боль, связал Кристоферу руки, накинул черную повязку на глаза и вставил кляп в рот. Таким Кристофер нравился ему больше – замершим от беспомощности, потерянным. Грег вытащил из-за ремня веревку, привязал ее к связанным запястьям и перекинул через балку над крыльцом, подвешивая Кристофера под потолок так, что тот едва доставал носками до пола. Затем достал складной нож и срезал со своего пленника черную водолазку и узкие джинсы, снял ботинки и отошел на шаг назад. Грегори впервые смог как следует рассмотреть обнаженного Кристофера, вытянутого сейчас в напряженную струну. Его тело было жилистым и тренированным, бледным и безволосым, и возбужденным. Очень возбужденным.
– Так тебе это все нравится, хренов кровосос, – довольно заметил Грегори, оглаживая поджарый живот, а потом склонился и больно укусил за торчащий сосок. Кристофер вскинулся и снова обвис на веревках, напрягся, когда что-то острое и пахнувшее свежим деревом заскребло ему по груди в районе сердца. – А может, мне просто вогнать кол тебе в сердце, м?
Кристофер задышал бурно, раздувая тонкие ноздри, почувствовав сильное давление острого кола, давление спустилось по груди и животу к пупку, кольнуло остро, а затем пропало.
– Шучу, – сказал Грегори, убирая кол. – Пока.
Он зашел за спину вампира и снова развернул хлыст.
– Сейчас будет больно, мой свихнутый друг, – и первый удар лег поперек бледной спины. Кристофер взвился и подтянулся на руках, напрягая все мышцы разом.
– Как же красиво поджимается твоя задница, – почти мурлыкнул Грег, любуясь видом.
Удары последовали один за другим, расцветая черными, в свете луны, полосами, и каждый раз Кристофер сдавленно ухал, сжимался, а потом распускался как бутон, давая понять, что примет еще. С последним ударом он обвис, запрокинув голову назад, и темные волосы закрыли исполосованные лопатки. Грегори зачарованно наблюдал за ним, не спеша подходить, от порки он возбудился, член давил на ширинку, и хотелось уже тупо трахнуть.
Кристофер начал приходить в себя, встал на носки и напряг мышцы рук, балка с громким хрустом лопнула, и веревка слетела. Лопнула и веревка, обвивавшая тонкие запястья. Вампир снял повязку и вытащил кляп изо рта.
– Охренеть, как я себя здорово чувствую, – он развернулся лицом к Грегори и повел плечами: – Только руки вот затекли. Спасибо.
Грегори хмурился и следил за Кристофером, не отрывая глаз, тот превращал в театральное представление каждый свой шаг. Вампир пританцовывал и раскачивался на носках, оглаживал свою грудь и запрокидывал голову, улыбаясь совершенно безумной улыбкой. Он казался серебряным эльфом, освещенным лишь неуверенным лунным светом. Под его узкими ступнями скрипели половицы, словно играя написанную только для него мелодию.
– Знаешь, мой дорогой Грегори, – начал он, подойдя вплотную, – каждой ночной твари нужен якорь, который не даст ей утонуть в мире тьмы и собственных иллюзий, будет держать над пропастью безумия и не даст свалиться в нее. Мой якорь – ты и боль, которую ты мне сможешь причинить. Я не отпущу тебя.
Кристофер закинул руки на плечи Грега и мягко поцеловал его. Грегори тут же превратил этот поцелуй в борьбу, кусая и больно засасывая губы, сминая в ладонях исхлестанные ягодицы. Кристоф шипел, вздрагивал, но не отстранялся, вжимаясь в чужое тело с новой силой.
Грегори стянул с себя футболку, расстегнул ширинку и, подхватив внезапно легкого вампира под задницу, прижал его к деревянному столбу. Длинные ноги охватили его талию, и разморенный ласками Кристофер прошипел ему на ухо:
– Давай же, со всей силы.
Грегори вошел одним толчком, Кристофер застонал, откидывая голову, оголив кадык, и Грегори присосался к тонкой шее, посчитав это приглашением. Толчки были резкими, удовольствие смешалось с болью, Кристофер драл ему ногтями плечи и стонал так, что член у Грегори крепчал с каждым звуком.
Безумие! Безумие! Безумие! Кожа горела огнем, возбуждение накатывало волнами, не спеша к разрядке. Грегори уже рычал, как животное, вколачиваясь в гибкое и сильное тело, и смог кончить, только когда почувствовал, как острые клыки прокусили ему шею и горячие губы присосались с силой. Он кончал, пока Кристофер сосал, содрогался и не отпускал его еще очень долго, уронив голову на бледное плечо.
Кристофер нежно гладил его по голове, прижимая к себе, и не спешил слезать с Грегори.
– Пойдем со мной в вечность, мы ведь идеальная пара, – тихо сказал он.
Ночь была тихой, их сбившееся дыхание выровнялось, и больше ничто не мешало сверчкам разводить свои трели. Грегори отстранился и упрямо посмотрел в глаза Кристофера.
– Нет, – ответил он.
Полгода спустя
Комната в отеле была темной, лишь свет от вывески бил в окно, ложась красными полутонами на обнаженное мужское тело на кровати. Мужчина был распят веревками по рукам и ногам, прочно приковавшими его к металлическим столбцам. Биться было бесполезно, он проверял минуту назад, и пять минут назад, и час до этого. Дверь скрипнула, и в комнату вошел другой, высокий и худой, с яркими красными губами на бледном лице. Его глаза вспыхнули возбуждением и жаждой, впрочем, как и всегда, стоило лишь их взглядам встретиться.
– Ты не передумал? – спросил он просто так, зная ответ наперед.
– Нет, – ответил связанный Грегори.
– Упрямец, – довольно протянул Кристофер и стал раздеваться.
Он лег сверху, скрестил руки на груди у Грегори и положил на них острый подбородок, заглядывая в светлые злые глаза.
– Ты же знаешь, что я тебя не отпущу, сам ведь не хочешь этого.
Грегори знал. Но тогда, в детстве, они так и не выяснили, кто из них упрямей, хотя Грегори подозревал, что проиграл. Проиграл еще тогда, когда произнес свое упрямое «Нет».
___________________________________
[1] Кугуар — одно из названий пумы.
Конец
-
-
01.06.2014 в 00:56-
-
01.06.2014 в 01:16-
-
01.06.2014 в 06:37-
-
01.06.2014 в 07:50-
-
04.07.2014 в 15:10огромное спасибо
-
-
04.07.2014 в 17:42-
-
26.07.2014 в 00:07Спасибо. Я скучала и по твоим текстам, и по вампирам в них.
Так здорово забрести в кои-то веки на Дайрики, и найти тут у одного из трепетно любимых авторов столько всего нового и интересного.
Вдохновения тебе, дорогая.
-
-
30.07.2014 в 23:23-
-
19.08.2014 в 00:56Где-то, когда-то на других ресурсах уперла в личное пользование *ангела*, на днях нашла его у себя в заначке, нашла автора, подписалась))) Сижу, вкуриваю.
-
-
20.08.2014 в 17:10