Возле моего лица клацали острые клыки, а я орал басом от страха и ярости, глядя в морду своей смерти. Тварь прижала меня к земле, полосуя мои руки когтями. Я старался удержать её за шею левой рукой подальше от своей собственной, а правой пытался засадить свой нож поглубже в белое брюхо. Но кроме хлещущей на меня холодной плазмы из широкой раны, я не смог добиться большего. Моя левая рука стала слабеть, а щелкающая пасть приближаться, тогда я полоснул живот стригоя снизу вверх и почувствовал, как на меня вывалилось что-то прохладное и скользкое. Кишки! Я заорал громче, но тварь уже оторвали от моего тела.
Ликос швырнул стригоя о дерево и характерный треск возвестил, что позвоночник сломан. Волколак был весь мокрый от собственной крови и слизи стригоев, вся шерсть слиплась, он повернулся ко мне, взирая бешеными ледяными глазами, а потом выдал свой лучший звериный рык и заорал:
- Почему, мать твою, ты из круга вышел!
Я уставился на него совиными глазами.
- Адель…
- Мы без твоей помощи справимся! – он снова зарычал.
- Так не справлялись же! – заорал я в ответ.
Я огляделся и увидел, что Анубис водворил девочку внутрь круга, а кровавое побоище еще в самом разгаре. Ликос нагнулся ко мне, желая поднять на ноги, но в этот момент бледный бросился ему на спину и вцепился зубами в шею. Ликос взревел, схватил тварь за голову, и я уже ждал, что та лопнет, как помидор, но видимо силы волколака стали покидать. А может угол захвата был не удобным. Тогда он со всей оставшейся силой врезался спиной в дуб, и таранил ствол всё сильнее и сильнее, пока спина твари не разлетелась на куски плоти и костей. Стригой свалился на землю, а Ликос стоял пошатываясь и зажимая рваную рану на шее, из под его ладони стекала кровь нескончаемым потоком. Одна нога волколака подогнулась, потом вторая, и он свалился на землю окровавленной грудой.
Я со всхлипом втянул воздух и пополз к нему, что было мочи. Он не шевелился.
- Ликос! – я старался перевернуть его на спину, а когда наконец сделала это, то увидел, что кровь толчками вытекает наружу, а глаза закатились. Нужно закрыть рану! Но чем?
Я оглядел себя и стянул через голову рубаху, оставаясь сверху в чем мать родила. Скомкав материю, я заткнул ею рану.
- Ликос! Ради Бога, Ликос! – скулила я над ним. – Помогите! Помогите!
Рядом с нами, сверкая желтыми глазами в ночи, возникли Анубис и Буря. Анубис присел рядом и оторвал мои руки от шеи Ликоса. Моя рубашка вся пропиталась кровью, но рана на шеи волколака уже была сухая, подернутая тонкой розовой кожей.
- Жить будет! – рыкнул Анубис.
- Реально, - кивнул волчьей головой Буря.
Я посмотрел на Ликоса и обнаружил, что он смотрит на меня светло-голубыми глазами, затем его взгляд скользнул по моей голой груди, потом на Анубиса с Бурей, после чего глубоко вздохнул и сказал, обращаясь к ним.
- Так и знал, что от него в бою никакого толка, мало, что сам чуть не окочурился, так еще и придушить меня решил.
Я вспыхнул от обиды и злости.
Вот скотина лохматая!
Глава 4
Нам пришлось продолжить путь до рассвета. Мы столкнулись с каким-то непонятным для нас везеньем и остались все целы и невредимы. Стригои, как отвратительные белые тараканы уползли в ночь, прервав атаку.
Многие наши волколаки были сильно ранены, в том числе и Ликос, Анубис объяснил мне, что их раны не смертельны, но требуют серьезной мобилизации сил организма, поэтому я провел оставшуюся часть пути на спине Бури. К рассвету мы добрались до не большой системы озер, спрятанной в глубине леса. Мы разбили лагерь под сенью дубов, елей и кедров, солнце только стало пробиваться сквозь переплетение ветвей и озаряло нас слабым золотисто-зеленным светом.
Когда мы устроились «со всеми удобствами», как выразился Анубис, почти все волколаки уже сменили свою форму на человеческую. Только Ликос и еще пара раненных сохраняли полуволчье обличие. Я спросил у Лериного воздыхателя, почему они не перевоплотятся, на что Анубис ответил:
- Почти все силы уходят на регенерацию тканей, и перевоплощение будет очень болезненным. После него они будут как выжатые лимоны на час-два, поэтому они тянули время до стоянки.
Немногим позже я увидел, что Ликос направился в чащу тайги, прячась за кустарниками и низкорослыми деревцами. Оглядевшись по сторонам и убедившись, что на меня не смотрят, я лучше запахнул на себе огромный кожаный плащ Ликоса – который мне достался после того, как я изображал из себя сестру милосердия – и направился в противоположную сторону. Обойдя наш лагерь по кругу, я пошел в направлении, в котором скрылся Ликос.
Когда я вышел к маленькому лесному озеру, то увидел на его берегу альбиноса, который стоял на локтях и коленях, опустив волчью голову между плеч. Его белая шерсть была очень грязной от крови и слизи, тело сотрясало мелкой дрожью, и тихое рычание разносилось над покрытым утренней дымкой озером.
Наверное он услышал мое приближение, потому что резко вскинул голову и посмотрел на меня зло, оскалив зубы.
- Уйди! Зачем пришел? – каждое слово было рычанием сквозь зубы. – Давай! Быстро! К лесу – передом, ко мне – задом!
Я уже хотел развернуться и наплевать на все благородные чувства всколыхнувшиеся во мне, но тут Ликос даже не зарычал, а заскулил и снова повесил голову между плеч. Дрожь стала усиливаться все сильнее и сильнее, его когтистые руки впивались в землю, а грудь и живот ходили ходуном от судорожного дыхания.
Не поднимая головы, он полусказал полупрорычал:
- Уходи! Я уже не могу сдержать превращение! – Ликос посмотрел на меня глазами полными боли, задрал морду и протяжно завыл.
От вида таких страданий, я кинулся к нему, но еще не успел добежать до него, когда заметил, что шерсть оплывает с него, как воск с огарка. Она опала вокруг него грязными комьями и представила мне обнаженное тело полуволка получеловека. Вся спина пестрела кровоточащими порезами на белой коже. Его тело снова сотрясла дрожь, и рябь пошла по позвоночнику, который прогнулся под кожей, как костистая змея, меняя свои изгибы с хрустом, от которого у меня волосы встали дыбом. Ликос снова взвыл, и его тело захрустело всеми суставами, которые в нем находились. Я увидел, как слегка удлинилось плечо, укоротилось предплечье, затем, ступни съежились до нормальных размеров, присущих людям. Когда он поднял лицо, то оно уже приобрело сходство с человеческим, правда, всё еще оставалось безволосым, но, в ту же секунду, на бровях и голове, словно мелкие белые колосья, пробились волосы, только на голове они продолжали все расти и расти, пока не легли вокруг его рук белым снегом.
Ликос застонал и пошатнулся, я быстро сел возле него, и волколак рухнул головой и плечами мне на колени, мужчина задыхался, его рот со всхлипами втягивал воздух. Я не знал, что мне делать дальше, поэтому положил руку ему на голову и стал гладить по волосам, перебирая мягкие пряди. Он успокоился под моими руками, обмяк на моих коленях, все его длинное и нагое тело расслабилось на траве.
- Ликос, как ты? – позвала я тихо.
В ответ раздалось тихое бормотание, которое я расценил, как «нормально». Я продолжил гладить его, а Ликос не возражал, даже показалось, что он заснул. Мне пришлось сидеть тихо-тихо, чтобы не нарушить его забытье. Я расправил белые волосы, прикрывая его спину и руки от утренней прохлады, погладил его высокий лоб и широкие брови пальцами, провел дорожку по гордому носу. Хорошая получилась бы скульптура. Мужчина тихо вздохнул и обнял мои бедра руками, от этого движения, жесткий плащ Ликоса вздыбился и раскрылся на моей груди. Я постаралась запахнуть его, спрятаться от утренней прохлады, но посмотрев на человека, спящего у меня на коленях, оставил эту затею.
Так я и сидел, пойманный тяжелым телом Ликоса в ловушку, не смея разбудить его. Не знаю, сколько прошло время, но солнце уже было довольно высоко и отбрасывало огненные блики на водную гладь. Сквозь звонкие птичьи трели я слышал, как журчат родники, питавшие озеро. Ветер тихо шелестел кронами над головами, разгоняя мелкие, пушистые облака на небе. Я откинулся назад на руках и вдохнул ароматы леса, подставив солнечным лучам лицо и полуобнаженную грудь.
Вскоре я услышал, как Ликос тяжело вздохнул и, не отрывая головы от моих ног, сказал:
- Почему ты такой? – его голос был расслабленным и тихим.
- Какой? – удивился я.
- Такой. Почему ты не ушел, неужели не страшно было?
- Страшно, - признался я, - страшно было за тебя. У вас, это так всегда бурно и болезненно происходит?
- Нет. Я потерял много крови, организм из последних сил пытался восполнить её потерю, но из-за того, что я продолжил путь – перегрузился, и сил, пройти метаморфозу безболезненно, у него не осталось.
Он шевельнулся и повернул ко мне лицо. Впервые, за все время нашего знакомства, его глаза не были холодными.
Ликос медленно поднялся и сел, рассматривая себя. На нем еще были не зажившие порезы, он убрал волосы со спины, и я увидел, что и там порезы еще не зажили.
- Почему ты еще не исцелился окончательно?
- Я же сказал – перегрузился.
- А, - сказал я глубокомысленно.
Волколак сел на колени ко мне лицом,
- Промой мне раны, - скомандовал он, но потом добавил, - пожалуйста.
- Зачем? – спросил я, подозрительно прищурившись.
- Иначе заживут со всем, что туда успело попасть.
- А, - снова повторил я глубокомысленную фразу.
Я встал и достал свою рубашку из глубокого кармана плаща, я ее до этого полоскал и от усердия разодрал ветхую ткань совсем. Пройдя к озеру, я прополоскал её ещё раз и тут мне пришла гениальная мысль:
- А почему бы тебе просто не искупаться? – спросила я, невинно хлопая ресницами. Я-то давно уже отмыл с себя всю грязь еще до рассвета.
Он растянул губы в усмешке, наконец-то показав мне свои клыки в улыбке.
- Нужно пройтись по самим ранам, чтобы наверняка убедится, что все вычищено.
- А! – блин, вот прицепилось же. Такому словарному запасу и Эллочка Людоедочка позавидовала бы.
- Почему ты не боишься? – он говорил очень тихо, пристально глядя мне в глаза.
- А я должен? – так же тихо спросила я.
Он наклонился ко мне и прошептал:
- Нет.
Я замер, сердце подпрыгнуло и забилось в горле.
- Теперь спину, - и он повернулся ко мне спиной.
Я моргнул, не понимая, что это было, вдохнул глубже, встал и пошел сполоснуть остатки своей рубашки. Затем сел за его спиной, отвел волосы и провел по ранам. Ликос вздрогнул.
- Больно?
- Щекотно, епть, аккуратней можно?!
Кажется, он уже здоров.